Хроники Череповца «речевского периода»

' +
+ 1994 год «Речь» начала с конфликта. Генеральный директор ОАО «Аммофос» Валерий Бабкин не только запретил пускать нашего корреспондента на собрание акционеров, но и развернул на этом мероприятии целую дискуссию об этике журналистов. «Вы посмотрите, что творится, — кричал он с трибуны, — каждый день куча дерьма на страницах этой газеты…» Столь истеричная реакция руководителя, который всегда охотно печатался в «Речи» и еще за полгода до этого конфликта называл ее «самой демократичной газетой Северо­Запада России», была вызвана публикацией статьи за подписью бывшего главного инженера «Аммофоса» Владимира Корякова и еще ряда бывших специалистов предприятия под заголовком «Быть ли «Аммофосу» карманным предприятием господина Бабкина?». В ней авторы доказывали, что продажа череповецких удобрений через фирму «Норд­Вест» убыточна в целом для предприятия, но выгодна лично для Бабкина. Впрочем, Валерий Вениаминович быстро подавил бунт, уволив всех начальников, сомневающихся в его честности. «Речь», правда, игнорировать долго не удалось. Уже через месяц пресс­секретарь Бабкина обратился в редакцию с просьбой возобновить сотрудничество и опубликовать мысли своего шефа о судьбе России.

Вообще, судя по подшивке, 94­й разительно отличается от 93­го: минимум политиче­ской трескотни и максимум финансово­экономических споров, конфликтов, наездов, разборок… Очевидно, что Череповец вместе со всей Россией втягивался в период дикого капитализма и первоначального накопления капитала. Вот, к примеру, в чековом инвестиционном фонде «Доверие», куда многие череповчане понесли свои ваучеры, появились «быстрые деньги», что, естественно, привело к борьбе за власть: конкуренты спешат в «Речь» с папками компромата друг на друга. А вот история про некоего Вову Балахонцева, который назанимал у приятелей денег чуть ли не на миллиард рублей, взял любовницу, сел в чужую машину и умчался в неизвестном направлении. Остались в Череповце лишь недобрая память, жена да пачки заявлений в милицию, писанных руками оставленных с носом кредиторов… В марте в Череповце зафиксировано первое заказное убийство: в собственной квартире убит коммерческий директор фирмы «Аларм» Владимир Воробей, более известный под прозвищем Матвей. Утром в его дверь по­звонили. «Кто там?» — спросил Воробей, заглядывая в «глазок». Раздался выстрел. Заряд картечи, пробив дверь пониже «глазка», сразил Воробья наповал.

«Речь» регулярно отмечает признаки ухудшающегося финансового положения «Северстали». Растут долги металлургов шахтерам, энергетикам, железнодорожникам. Наконец в марте налоговая инспекция приступила к принудительному выдавливанию долгов комбината — стала изымать 70 процентов средств, худо­бедно поступающих от потребителей металлопроката. Эта мера моментально привела к задержкам зарплат, что в свою очередь спровоцировало недовольство трудовых коллективов, которые так называемые Свободные профсоюзы (КСПР) давно пытались поднять на забастовку. 28 марта у ворот заводоуправления собралось более тысячи металлургов из 12 основных подразделений. «Не может быть, чтобы у дирекции не нашлось несколько миллиардов для поддержки своих рабочих», — заявили собравшимся профбоссы и решили провести забастовку в цехах, где у КСПР наиболее сильные позиции. Впрочем, их влияние оказалось локальным: 11 часов не работали на двух агрофабриках, около часа — на одном из участков цеха холодной прокатки. Забастовочный настрой сбивал лично генеральный директор Юрий Липухин. «Товар сегодня не покупают, — объяснял он рабочим обжимного цеха. — За месяц «Ростсельмаш» продал только четыре комбайна, а это один из основных наших потребителей металла; «оборонка» ничего не заказывает; трубные заводы стоят; метизные работают на треть своей производительности; металлоконструкции никому не нужны — стройка не идет… Цены же на электроэнергию, уголь, транспорт растут неимоверно. В этих условиях забастовка лишь затянет петлю на нашем предприятии, сделает его банкротом, легкой добычей в руках иногородних спекулянтов, которые церемониться с нами не будут».

От Конфедерации свободных профсоюзов России (КСПР), возглавляемой Анатолием Малюковым и Сергеем Рябковым, отделилась Ассоциация (АСПР) под предводительством Владимира Маракасова. И те и другие бесконечно конфликтовали, пытаясь перетянуть на свою сторону новые профсоюзные штыки. Но еще раньше каэспээровцы вляпались по уши в политику сомнительного толка. Они вступили в Национально­трудовую партию, лидер которой — Александр Алексеев — настолько активно пропагандировал в цехах идею корпоративного государства Бенито Муссолини, что газета «Известия» опубликовала статью под заголовком «Северсталь» как оплот русского фашизма». «Публикация эта подорвала имидж предприятия настолько, что чуть ли не на треть сократилась предоплата по экспорту, — жаловался на очном рапорте Юрий Липухин. — Многие потребители усомнились в политической благонадежности череповецких металлургов, в социальной стабильности на предприятии. И виной тому — КСПР, которая, по существу, превратилась в политическую организацию…» Впрочем, местных профсоюзных вождей такая слава не смутила. Вскоре они опрометчиво провели митинг, в котором приняли участие приглашенные из Москвы баркашовцы в униформе со свастикой на рукавах. Их бесстрашно атаковала председатель совета ветеранов «Северстали» Валентина Родина, заявлявшая, что «готова привести 20 тысяч пенсионеров и вымести из Череповца всех фашистов с их дружками». С тех пор в трудовых коллективах влияние свободнопрофсоюзных вождей начало сходить на нет.

Глава «Аммофоса» Валерий Бабкин и призванный им на помощь президента концерна «Технохим» Борис Гидаспов попытались взять под свой контроль «Азот». На собрании акционеров этого АО в руках «оккупантов» было не более 29 % акций. Но с помощью какой­то юридической эквилибристики Бабкин сумел запутать неискушенных в приватизации азотчиков и провести решение, смещающее прежнее руководство завода. После этого, не медля ни секунды, охранники «Аммофоса» захватили заводоуправление «Азота» и сменили замки в кабинетах всех руководителей предприятия. Не учел Бабкин лишь одного — пролетарского гнева. Через несколько дней перед заводоуправлением собрались азотчики, делегированные полуподпольно проведенной конференцией трудового коллектива. К ним стали примыкать рабочие, возвращавшиеся с ночной смены. Когда у здания скопилось несколько сот агрессивно настроенных азотчиков, смещенный директор Владимир Ильин повел их выбивать захватчиков из кабинетов. «Силы были неравные, — писала «Речь», — припертые чем­то двери легко поддались под напором пролетарской массы. Гвардейцы «Аммофоса», злобно огрызаясь, стали пятиться и в конце концов сдались. Сам Ильин проследовал в кабинет, где в тот момент проходило совещание, занял за столом место и заявил о восстановлении своих прав». Первые приказы Ильина сместили заместителей, переметнувшихся на сторону Бабкина, и отменили все приказы и договоры, подписанные в его отсутствие. Был назначен новый начальник охраны. Пока же этажи заводоуправления защищали простые рабочие, которые с революционным блеском в глазах говорили репортеру «Речи», что готовы дневать и ночевать здесь, лишь бы отстоять завод от посягательств «гидасповско­бабкинской клики». От шахтеров Воркуты пришла телеграмма: «Выражаем поддержку рабочим АО «Азот». Если потребуется помощь, вышлем вагон шахтеров». «Всего этого можно было не допустить, — говорил восстановленный в правах Ильин, — если бы руководители области, города и федеральных структур не пошли на поводу у Бабкина. Считаю, что урок преподан всем, горький урок».

В сентябре состоялось первое собрание акционеров АО «Северсталь». Юрий Липухин доложил собравшимся, что в результате закрытой подписки среди металлургов и пенсионеров реализовано 48 % акций, а более 29 % выкупило 700 юридических и физических лиц. Из них 26 % досталось «Северсталь­Инвесту» — акционерному обществу, которое было специально создано для консолидации акций «Северстали» при проведении чековых аукционов и иных распродаж. Кстати, по поводу «Северсталь­Инвеста» летом 94­го разгорелись нешуточные страсти. Группа коммунистов из числа металлургов направила в администрацию президента Ельцина письмо с требованием разобраться, каким образом проводится приватизация комбината. В лучших традициях большевистской конспирации отрывки из письма были переданы в газету «Речь», которая попыталась провести свое расследование по поводу механизма создания «Северсталь­Инвеста» и ее истинных целей. Впрочем, долго гадать не пришлось. При посредничестве писателя Александра Рулева­Хачатряна финансовый директор «Северстали» Алексей Мордашов ответил на все щекотливые вопросы читателей «Речи». «Все делается для того, чтобы комбинат не растащили, — заверял Мордашов. — Жизнь покажет — что к чему».

Словом, 94­й был богат на скандалы. «Себя расстрелять не позволю» — подобными заголовками украшались статьи о громком и публичном конфликте прокурора города Тамары Гурняк с федеральной контрразведкой и милицейскими структурами. Адвокат Ануфриев, пробивавшийся сначала в Государственную думу, а затем — в областной парламент, упорно и многократно судился с газетой из­за того, что она в предвыборный период напомнила избирателям о судимости кандидата. Группа лиц, обиженных на журналистов, угрожала «добиться в строго законном порядке закрытия или запрещения к изданию газеты «Речь» и создания на ее базе новой, более объективной газеты». Сообщение об этом заговоре появилось в газете­однодневке «Криминальный Череповец». Однако что примечательно: никто из этой группы так и не решился открыто подписаться под своим призывом. «Кто же стоит за этим обращением? — задавался вопросом журналист Михаил Коковин. — Таковых можно с большой долей вероятности вычислить, проследив: кого из состоятельных, известных господ «обидела» газета «Речь».

Сергей Бегляк
№199(22114)
19.10.2007