Первым делом — разведка, а картины потом

Зачем Верещагин рвался на войну — писать картины или донесения? Был ли художник разведчиком русской армии, обсудят на научной конференции в Череповце
Лет десять назад известный московский драматург Валентина Боровицкая получила заказ от череповецких властей — написать познавательно­увле­кательную пьесу о Василии Верещагине. Помучившись несколько месяцев, москвичка отказалась. Мол, с литературной точки зрения персонаж неинтересный: жил добропорядочно, романов за спиной жены не крутил, да и со скелетами в шкафу туговато. В этом году брошенную Боровицкой тему подхватили сразу на нескольких уровнях. Желтая пресса и псевдоисторические издания вдруг выставили Василия Васильевича разведчиком русской армии, которая якобы спонсировала верещагинские выезды на этюды в ту или иную страну во время войны или накануне ее. Бородатый человек с мольбертом подозрений не вызывал, в то время как его острый взгляд замечал не только красоты пейзажа. Сенсацию подхватило телевидение: на «Первом канале» вышел фильм о Верещагине из цикла Льва Николаева «Гении и злодеи», вызвавший споры в научных кругах. На череповецкой конференции, приуроченной к ежегодным Верещагинским дням и 105­летию со дня смерти художника, в ближайший вторник фильм посмотрят и обсудят историки и искусствоведы из Череповца, Вологды и Твери.

Обсуждать и даже осуждать фильм «Первого канала» в Череповце имеют полное право, и не только потому, что мы земляки Верещагина. Дом­музей семьи художника помогал телевизионщикам в сборе информации, и, пока оставляя за скобками историческую правдивость фильма, может упрекнуть москвичей в элементарной небрежности. «Когда съемочная группа приезжала в Череповец, мы предоставили им все фотографии, которые у нас были, — рассказывает исполняющая обязанности директора музейного объединения, а в недавнем прошлом глава Дома­музея Верещагиных Екатерина Антипова. — По этим снимкам они с помощью актеров «воскресили» в фильме родителей Василия и Николая Верещагиных. Вот только почему­то папа в кадре выглядит так, как сам Василий Васильевич в солидном возрасте, — борода и так далее. Не знаю, умышленно это сделано или они попросту перепутали».

К раскрытию гипотезы о том, что в начале прошлого века Василий Верещагин ездил в Японию не на этюды, а по заданию российских спецслужб, создатели фильма подходят более ответственно, чем к внеш­ности Верещагина­старшего. В частности, ссылаются на документы, якобы недавно рассекреченные. «Изучая материалы о Василии Верещагине, я не встречала упоминаний о его разведывательной деятельности, — говорит Екатерина Антипова. — Но его записки и письма поражают подробностями и деталями — кажется, что их писал не просто наблюдательный человек, а военный. Нередко он дотошно указывает расположение и численность войск противника и дает другую информацию подобного рода. Мы с коллегами из нашего дома­музея тоже обсуждали этот вопрос. Все сошлись на том, что неизвестны источники дохода Верещагина в некоторые периоды его жизни. За чей счет он так много путешествовал?» Лет пять назад, когда ни фильма, ни статей, ни книг на эту тему не было и в помине, подозрения косвенно подтвердил японский историк, который прислал в череповецкий музей письмо с просьбой поделиться данными о шпионской деятельности Верещагина в Японии. Со всей восточной скрытностью автор послания намекал, что у него имеются некоторые факты на эту тему. Череповецкие музейщики ответили правдой: «Никаких проверенных данных по этому поводу у нас нет». Не удивятся здесь и письмам из Турции, Индии, Англии, с Кавказа и прочих «заграниц», во вредительстве которым подо­зревают баталиста Верещагина.

Проверенных данных о том, что Верещагин не хуже, чем кисточкой, владел шпионскими навыками, у доцента кафедры теории и истории культуры ЧГУ Алексея Новикова тоже не имеется. Однако в научном докладе под названием «Странности великого мастера», который он прочитает на конференции, шпионская тема косвенно упоминается. «Верещагин — довольно оригинальный и во многом непонятный, противоречивый человек, — замечает Алексей Евгеньевич. — Это отмечают его знакомые, на это указывают факты его биографии. Он боролся с войной и всей душой ее ненавидел, но по характеру был воином и неплохо разбирался в военной науке. Или, к примеру, Верещагин был атеистом и даже сына не позволил крестить, но любил церковные праздники, уважал Иоанна Кронштадтского. В творчестве был реалистом, но с передвижниками не хотел иметь никаких контактов. Сплошные странности и нестыковки. Исходя из этого, я не отрицаю, что Верещагин, обличая власти на своих полотнах, мог им служить в той или иной мере. Подобные противоречия вполне в его характере». Алексей Новиков так же, как и музейщики, считает, что художника может разоблачить финансовый вопрос. Не всегда понятно, как мог художник при его официальных доходах жить на широкую ногу, иметь огромный дом, шикарных лошадей и карету, а также приобретать для своих картин дорогущие сосновые рамы. Вызывает подозрения у исследователя и другой факт. «Известно, что на различные войны, на тот же Кавказ или в Турцию, Верещагин ездил как член штаба с соответствующими званием и должностью. Он был доверенным лицом у людей из военной верхушки. Выходит, у него были связи в этом ведом­стве, и связи приличные — ему не отказывали и брали в эпицентр военных действий», — говорит Алексей Новиков.

А вот у Александра Чернова, доктора филологических наук и директора гуманитарного института ЧГУ, многие годы изучавшего творчество и биографию Верещагина, о «широкой ноге» художника иное мнение. В различных документах упоминается, что средства на большинство своих экспедиций Верещагин вынужден был собирать у друзей­меценатов, тогда как известно, что секретные разведмиссии правительство финансировало довольно щедро. «Мне кажется, проблему сейчас вырывают из историче­ского контекста, — считает Александр Валентинович. — Современному человеку, который к тому же воспитан в Советском Союзе, трудно поверить, что в то время любой путешественник, вернувшись из­за границы, считал своим долгом составлять развернутые аналитические записки и отправлять в различные ведомства. Это было с Пржевальским, Рерихом — и Верещагиным тоже. Дворянин считал своей обязанностью рассказать об увиденном и выразить свое мнение по этому поводу».

Первыми о шпионстве художника заговорили англичане — после того как Василий Васильевич выставил в Лондоне полотна, осуждающие действия английской короны в принадлежащей ей Индии. За художником даже установили слежку, вынудившую его приобрести пистолет. Все эти давно подтвержденные факты стали фундаментом для фантазий, легших в основу сразу нескольких псевдо­исторических «подлинных» биографий Верещагина, вышедших в печати и опубликованных в этом году в Интернете. Вот так автор одной из них творчески переосмысливает вышеописанную историю со слежкой: «На одном из перевалов в Гималаях Верещагин и его помощник­картограф были арестованы бдительным разъездом английских кавалеристов. Василию Васильевичу пришлось вспомнить кое­какие навыки, чтобы шесть английских солдат, один сержант и один лейтенант навсегда успокоились на дне небольшого горного озера.

К сожалению, несколько отвыкший от работы боевика, Василий Васильевич сработал не совсем чисто. Сержант Стивен Пьюз остался жив, выплыл из озера и добрался до колониальных властей, где сообщил об опасном русском. К счастью, кроме словесного портрета никакими больше данными он не смог снабдить британских контрразведчиков. Верещагин спокойно вернулся из Индии домой».

В другом труде подобного рода подробно описывается, как маленького Верещагина, отданного на учебу в кадет­ский корпус Санкт­Петербурга, заметили сотрудники третьего управления и несколько лет обучали в секретной школе «новейшим приемам кулачного боя, стрельбе из всех видов оружия, криптографии и методам слежки». На счет Верещагина записывается также создание агентурных сетей во многих странах Европы и Азии. Автор скандальных разоблачений классиков Владимир Аринин из Вологды на страницах своих публикаций связал череповецкого художника и русскую шпионку в Англии Ольгу Новикову не только профессиональными узами, но и любовными.

Сергей Виноградов №197(22607)
23.10.2009