Десять лет с Путиным

В августе 1999­го к власти в России пришел человек, похожий на маршала Жукова, разведчика Штирлица и сыщика Жеглова
10 лет назад, в августе 1999 года, мир и Россия узнали Владимира Путина. В то смутное время Борис Ельцин менял премьер­министров РФ как перчатки. Путин был пятым главой правительства за неполные полтора года, и многие посчитали его назначение очередной «кадровой загогулиной» больного президента. Дескать, не может он без своих постоянных «рокировочек», поиграет и отставит очередного премьера, как отставил до того Черномырдина, Примакова, Кириенко и Степашина. Однако совершенно неожиданно 9 августа в телеобращении Борис Николаевич заявил, что видит в новом председателе кабинета министров своего преемника. Так началась эпоха Путина, которая, впрочем, не закончилась до сих пор.

Идея подыскать преемника больному Ельцину витала еще с 1996 года, когда Борис Николаевич чудом, то бишь путем невероятных усилий и чудовищных манипуляций, сумел выиграть выборы и пойти на второй президентский срок. Всем было ясно, что еще раз подобные испытания Ельцин не переживет. Поэтому стали подбирать кандидатов в преемники. Прежде всего нужен был верный и надежный человек. Желательно, чтобы молодой, энергичный, располагающий к себе. Хорошо бы из военных, из тех, кто в политике недавно и не успел примелькаться. Первым в списке был генерал­пограничник Николай Бордюжа. Однако он не только не разобрался в сложнейших кремлевских интригах, но и не проявил к ним ни малейшего интереса и склонности. Попробовали Сергея Степашина — тоже в погонах, достаточно молод, предан, надежен, своих не выдает. Однако по мнению Ельцина, и он оказался слишком мягок. «Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется…» — писал в своих мемуарах Борис Николаевич. Путин понравился Ельцину «холодным взглядом и военной точностью формулировок». В отличие от своего предшественника не смущался и не краснел, было ощущение, что он «готов абсолютно ко всему в жизни, причем ответит на любой вызов ясно и четко». Выступая по телевидению, Борис Ельцин уверенно сказал: «Я решил назвать человека, который, по моему мнению, способен консолидировать общество, опираясь на самые широкие политические силы, обеспечить продолжение реформ в России. Он сможет сплотить вокруг себя тех, кому в новом XXI веке предстоит обновлять великую Россию. Это секретарь Совета безопасности, директор Федеральной службы безопасности Владимир Владимирович Путин…»

Согласно мемуарам Бориса Ельцина, окончательное решение назначить Владимира Путина премьером и преемником он принял еще в конце весны 1999 года, однако руководителям своей администрации сообщил об этом лишь в первых числах августа. Самому Путину еще позже — 5 августа. О том, как это происходило, написано в книге «Президентский марафон»:

«Рано утром я встретился с Путиным.

— Я принял решение, Владимир Владимирович, и предлагаю вам пост премьер­министра.

Путин смотрел на меня внимательно. Молчал.

— Но это еще не все, — продолжил я. — Вы примерно представляете, почему я вынужден отставить вашего предшественника. Я знаю, что Степашин ваш друг, тоже петербуржец, но сейчас нужно думать о другом. Ваша позиция должна быть предельно корректной, выдержанной, но твердой. Только так вы достигнете и авторитета в обществе, и успешного итога парламентских выборов.

— На кого будем опираться на выборах? — спросил Путин.

— Не знаю, — честно ответил я. — Будем строить новую партию. Я, как человек, который намучился с парламентом больше, чем кто бы то ни было в истории, знаю, насколько вам необходима твердая опора в Думе. Но главное — это ваш собственный политический ресурс, ваш образ.

Путин задумался.

— Предвыборной борьбы не люблю, — признался он. — Очень. Не умею ею заниматься и не люблю.

— А вам и не придется ею заниматься. Главное — ваша воля, уверенность. Ваши поступки. От этого все зависит. Политический авторитет либо приходит, либо нет. Вы готовы?

— Буду работать там, куда назначите, — немногословно ответил Путин.

По­военному…

— А на самый высокий пост?

Путин замешкался с ответом. Чувствовалось, что он впервые по­настоящему осознал, о чем идет разговор.

— Не знаю, Борис Николаевич. Не думаю, что я к этому готов.

— Подумайте. Я верю в вас».

Политолог Глеб Павловский, работавший в 1999 году советником главы Администрации Президента РФ, недавно сообщил, что «весной 1999­го в Кремле обсуждалось одно социологическое исследование, где граждан опрашивали, на кого из киногероев должен быть похож кандидат в президенты», и победителем стал Штирлиц — «верный стране человек, который скромно трудится ради ее безопасности и однажды выходит в большую политику». Известно также, что соцопрос этот заказал ВЦИОМу и РОМИРу авторитетный журнал «Коммерсантъ­ВЛАСТЬ». Респондентам был задан вопрос «За кого из киногероев вы проголосовали бы на президентских выборах?». Итоги опроса тогда показались несколько неожиданными. Лидерами голосования стали персонажи, весьма далекие от современных демо­кратических ценностей: три сотрудника силовых органов — Глеб Жеглов, Штирлиц и маршал Жуков, а также Петр Первый, тоже предпочитавший в решении государственных проблем чисто силовой подход. Комментируя полученные данные, аналитики РОМИРа пришли к выводу, что на посту президента россияне хотят видеть прежде всего агрессивного руководителя, надеясь, что именно он способен установить порядок в России. До назначения премьером бывшего резидента КГБ в Германии Владимира Путина оставалось три месяца. А уже в 2000 году, за две недели до уверенной победы Путина на досрочных президентских выборах, журнал вернулся к результатам того опроса и отметил, что преемник, который первоначально вполне мог ассоциироваться у россиян со Штирлицем, начал приобретать черты других лидеров прошедших киновыборов. К Жукову он приблизился благодаря победоносной войне в Чечне; на сходство с Жегловым указывала легендарная фраза «замочим в сортире», созвучная жегловскому «вор должен сидеть в тюрьме»; а о петровском прорубании окна на Запад напомнили заявления о необходимости сближения России с НАТО.

Пресса, впрочем, изначально была далеко не так благосклонна к новому премьеру и преемнику. «Его считают очень осторожным. Появление тихого, как землеройка, Путина в самом центре русской катастрофы… это появление пройдет незаметно» (газета «Завтра», 10 августа). «Объявлять мало известного стране руководителя сил безопасности Владимира Путина, человека, похоже, умного, но сугубо военного, лишенного не только харизмы, но и опыта управления делами государства, своим официальным преемником иначе как очередной причудой президента назвать нельзя» («Парламентская газета», 11 августа). «Как известно, Б.Ельцин всегда отдавал предпочтение политикам большим и сильным, с кулаками, плечами и чтоб голос гремел. В.Путин по типажу абсолютно выбивается из круга президентских любимчиков. Небольшого роста, лысоватый и вообще какой­то незаметный» («Аргументы и факты», 18 августа).

Западные СМИ тоже пребывали в недоумении: «Всегда любезный, но не радушный… он непревзойденно владеет искусством говорить все, не говоря ничего. У него нет ни одной харизматической черты, даже отрицательной» (La Stampa, Италия, 10 августа). «Владимир Путин — на удивление безликий бюрократ и выходец из спецслужб, мечтающий об их возрождении» (The Times, Великобритания, 10 августа). «46­летний Владимир Путин, которого извлек из своего кадрового резерва неуравновешенный царь, всего лишь полковник (Der Spiegel, Германия, 16 августа).

Однако очень скоро россияне разглядели в Путине те качества, по которым соскучились, — решительность и твердость. Видно было, что он сохраняет хладнокровие, не выходит из себя, не повышает голоса, не допускает оплошностей. По характеру жесткий и резкий. Не так­то просто было определить взгляды нового премьера. Часто вспоминают, как в декабре 1999 года председатель правительства Владимир Путин выступал на коллегии Федеральной службы безопасности по случаю Дня чекиста и сказал: «Позвольте доложить, что прикомандированные вами к правительству сотрудники ФСБ с работой справляются». У российской интеллигенции волосы встали дыбом. О характере Путина красноречиво говорит еще одно тогдашнее его откровение: «Я давно понял, что в любом случае — прав я или нет — надо быть сильным, чтобы иметь возможность ответить… Всегда надо быть готовым мгновенно ответить на причиненную обиду. Мгновенно!.. Если хочешь победить, то в любой драке нужно идти до конца и биться, как в последнем и самом решающем бою…» Многие до сих пор считают, что Путин так и остался бы промежуточным премьером, если бы не чеченская война. В военной ситуации его напор и решительность выгодно контрастировали с вялостью предшественников. На рейд Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан в августе 1999 года сначала не особенно обратили внимание. Но 4 сентября взорвали дом в Буйнакске, погибло больше 60 человек, 9 сентября — первый взрыв в Москве, погибло около 90 человек, 13 сентября — второй взрыв, больше 120 жертв. И уже после того как боевиков выбили из Дагестана, прогремел новый взрыв в Волгодонске, 17 погибших. Люди чувствовали себя беззащитными, они хотели, чтобы их избавили от страха новых взрывов. И вдруг появился защитник, который излучал уверенность, который обещал наказать преступников и начал действовать жестко и беспощадно. В конце сентября на пресс­конференции в Казах­стане Путин произнес фразу, которая сделала его знаменитым: «Мы будем преследовать террористов всюду. Если в сортире поймаем, то и в сортире их замочим». Несколько жестов и легко опознаваемый приблатненный жаргон сделали Путина узнаваемым, он был сразу признан своим. «В глазах огромного числа людей,— говорил писатель Борис Стругацкий, — Путин — последняя надежда на то, что у нас все наконец «устаканится»… Это последняя надежда миллионов людей, которые сперва разуверились в коммунистах, потом в демократах… Осталась последняя надежда — добрый царь. Добрый, сильный, властный и здравомыслящий. И вся эта надежда сосредоточена на Путине…»

Сергей Бегляк
№142(22552)
07.07.2009