Все как по Масленникову

Создатель «русского Шерлока Холмса» снимает в Вологде Москву позапрошлого века
«Я плохо отношусь к тому, что Вася Ливанов голосом Холмса рекламирует пиво, кофе и печенье. С одной стороны, это личное дело Ливанова, но мне не нравится. У меня ощущение, что он обедняет этот образ, который мы так долго и кропотливо искали и создавали. Все это пахнет коммерческой спекулятивностью, а я противник такого подхода к искусству. Вполне понятно, зачем Вася это делает, — всякому заработать хочется». Легендарный режиссер «Зимней вишни» и «Шерлока Холмса» Игорь Масленников (на фото) рассказал журналисту «Речи», что русские купцы из пьес Островского от нынешних бизнесменов отличаются только бородой.

Вологда снова готовится попасть на большой киноэкран. Как и прежде, востребованными у киношников оказались деревянные домики и «резные палисады», сохранившиеся с прошлого и даже позапрошлого века. Экранизирующий пьесу Александра Островского «Свои люди — сочтемся» режиссер Игорь Масленников, прославившийся благодаря фильму «Зимняя вишня» и сериалу о приключениях Шерлока Холмса, в Москве, где происходит действие, нужной натуры не нашел. Зато нашел в Вологде. Первый съемочный день группы «Ленфильма» совпал с визитом в областную столицу президента Дмитрия Медведева. «Не помешал вам президент?» — спросил Игоря Масленникова корреспондент «Речи». «А каким образом он может помешать? — отвечает киномэтр. — Мы забрались в тихий русский уголок, где никаких федеральных трасс нет. Главное, чтобы мы ему не помешали, а этого, думаю, не произошло. Напишите так: мы слаженно работали параллельными курсами».

Чем бесценна Вологда для киношников, так это тем, что здесь сохранились не только упомянутые деревянные домики с палисадами, но целые улицы таких домиков. Улица Засодимского, на которой обосновались Масленников и компания в первый день съемок, хотя и находится практически в центре Вологды, имеет патриархальное лицо. Художник картины покрутился здесь с утра с ведром краски болотного цвета, но, не найдя следов современности (даже номера на домах старинные) для замазывания, отбыл в гостиницу.

План съемок в первый день был небольшим — две сцены, а следовательно, не торопились. В одном из эпизодов народная артистка России Лия Ахеджакова (кроме нее никто из звезд, которыми изобилует фильм «Банкрот», в Вологду не приехал) должна была быстрым шагом преодолеть улицу и свернуть в переулок. Для того чтобы ландшафт не выглядел пустынным, решено было пустить ей навстречу две конные повозки. Коней нашли местных, кучера прибыли из Санкт­Петербурга. До поры до времени кони и кучера прятались на соседней улице, а Лия Ахеджакова скрывалась за камерой рядом с режиссером. «Начинаем по крику «Лия», — сообщил всем участникам сцены Игорь Масленников, и после десятка репетиций началась съемка. Сваха выходит из­за камеры, суетливо оглядывается по сторонам и мелкими шажками пересекает улицу. Актриса сыграла превосходно уже в первом дубле, а вот лошадки подвели — запоздали и с Ахеджаковой в кадр не попали. Плюс ко всему, очевидно, испуганные режиссерским мегафоном, обильно удобрили снежок на улице. Кучера в кино не первый день, и таким поворотом событий были не удивлены — откуда­то из­под сиденья саней были извлечены совок и пакет, наполовину полный, и скоро снег вновь блистал белизной.

После трех­четырех дублей сани наконец выехали как нужно, однако неопытных лошадей понесло на актрису, которая бросилась от них в сугроб. Масленников первым делом поинтересовался, не ударилась ли драгоценная актриса, после чего стал что­то быстро шептать на ухо Ахеджаковой. В следующем дубле стало ясно — что. Дескать, сваха у Островского женщина пугливая, набожная. Вот и пусть шарахается от саней, да еще и перекрестится им вслед. Не иначе, лошадки вологодские подсказали. Задумку режиссера народная артистка воплотила — лучше и не придумаешь. «Снято. Лошади свободны, Лия тоже», — скомандовал режиссер и велел помощникам готовить следующую сцену.

Несколько слов о помощниках. У 78­летнего режиссера их несколько. Самый главный — Степан, в своих широких куртке и штанах похожий на снеговика. Он ни на шаг не отстает от патрона, выполняя роль глашатая указаний Масленникова — благодаря зычному от природы басу Степана и мегафону в его руке Игорь Федорович может не повышать голоса, негромко и без усилий рассказывая помощнику о том, какие изменения необходимо сделать на площадке, а также, не покидая удобного стула, пить кофе стакан за стаканом. Кстати, за кофе отвечает другая помощница — она же «отбивает» хлопушкой каждый новый дубль. Кто­нибудь из «нянек» постоянно рядом с мэтром, по ходу дела они незаметно «передают» его друг другу. Извест­но, что больше всего на свете Масленников ненавидит съемки на улице, зато обожает процессы написания сценария и монтажа. «Где Игорь Федорович?» — в ужасе спрашивает потерявшая объект слежки «хлопальщица» у «снеговика» Степана. «Греем», — отвечает тот, будто речь идет о пирожке в микроволновке, и кивает на микроавтобус, в котором мэтр в полном одиночестве восстанавливает температурный баланс тела. Участники следующего съемочного эпизода (группа молодых людей в полушубках идет на Масленицу через ту же улицу Засодимского) по совету Масленникова греются иным способом — репетируют. Во время одного из таких «перегревов» корреспонденту «Речи» удалось пообщаться с легендой отечественного кино.

— Довольны ли вы погодой в Вологде? Неделю назад здесь был мороз, а два дня назад — дождь и капель.

— Погодой я очень доволен. Сильного мороза не выдержала бы наша старенькая камера, а оттепель не лучшим образом сказалась бы на картинке. Мы перепугались, что снега нынешней зимой мы уже не сыщем, а это срыв всех графиков. Слава богу, деревья не стали распускаться, зима осталась зимой. Так что погода как по заказу. Этот снежок… Снегопад, если умеренный, всегда красиво смотрится на экране.

— Вы не раз говорили, что с помощью пьес Островского показываете историю русского капитализма. Много находите параллелей с сегодняшним днем?

— А их и искать не надо — почти ничего с тех пор не изменилось. Пьеса «Свои люди — сочтемся», над которой мы сейчас работаем, рассказывает о ложном банкротстве. Купец сам себя изобразил банкротом, чтобы не платить того, что должен, и это ему потом с лихвой аукнулось. Откройте «Российскую газету», субботний выпуск, рубрика «Сведения о банкротстве» — в каждом номере сотни обанкротившихся предприятий, и уверен, что далеко не все честным образом. А потому старые купцы от нынешних бизнесменов, пожалуй, только бородой и отличаются.

— Ваш Шерлок Холмс никак не хочет переходить в разряд ретро, оставаясь невероятно тиражируемым образом: рекламирует кофе, печенье, а недавно и пиво. И практически везде сыщик говорит легко узнаваемым голосом Василия Ливанова, даже в компьютерной игре. Как вы к этому относитесь и перепадает ли что­нибудь вам как создателю «русского Холмса»?

— Скажу честно, отношусь к этому плохо. С одной стороны, это личное дело Ливанова, но мне не нравится. У меня ощущение, что он обедняет этот образ, который мы так долго и кропотливо искали и создавали. Все это пахнет коммерческой спекулятивностью, а я противник такого подхода к искусству. Вполне понятно, зачем Вася это делает, — всякому заработать хочется. Он может заработать на Холмсе, я — нет. Наша система автор­ского права такова, что нам никто не платит ни копейки сверх того, что мы получили в виде зарплаты тридцать и двадцать лет назад. Будь система другой, от одних телевизионных показов мы могли бы быть миллионерами — ведь «Шерлок Холмс» практически круглогодично не сходит с экранов, то на одном канале, то на другом. Телепрограмма без нашего сериала уже непредставима.

— Думаю, не ошибусь, если предположу, что вы первым увидели в Никите Михалкове настоящего американца. Его энергичный, с деловой жилкой бизнесмен Генри Баскервиль из «Собаки Баскервилей» — предвест­ник того, каким сам Никита Сергеевич станет впоследствии в жизни.

— Это вышло почти случайно. Я поначалу хотел снимать в роли «парня из Техаса» другого актера — Колю Губенко. Чем­то он мне тоже напоминал американского фермера. Но не случилось. Но когда я пересекся с Михалковым, я подумал, а почему бы не решить этот образ в комедийном ключе. Такой опереточный весельчак, красавец­мужчина, слегка плутоватый.

— Ваш Холмс, в противовес своим товарищам, что­то уж очень здоровый образ жизни ведет. Хотя и курит, но подобно Минздраву предостерегает детей, что это вредная привычка, да и его наркоманию, которая ярко описана в рассказах Конан­Дойля, вы оставили за скобками. Такая трактовка была заказана сверху или это ваше прочтение образа?

— Нет, никакого заказа сверху не было. Это просто мы со сценаристами так увидели Холмса, каким воспринимали его в детстве. Холмс, балующийся кокаином, нам был неинтересен. Зато в нашем фильме он на скрипке частенько играет — хватит с него вредных привычек (улыбается).

— В последних кадрах последней серии «Шерлока Холмса» неожиданно появляется режиссер Игорь Масленников собственной персоной и под видом киномеханика начала прошлого века крутит ручку старинного проектора. Что вы хотели сказать этим, без сомнения, эффектным эпизодом?

— Я и сам не знаю, зачем я это снял. Наверное, хотелось поставить нечто вроде автографа или сказать зрителям: «Все, с Холмсом покончено, продолжения не будет». Я не отношу себя к режиссерам, которые играют в каждом своем фильме мелкие роли. У нас это Рязанов, на Западе Хичкок. Я лишь дважды показался в кадре — в «Холмсе», а еще раньше в фильме «Гонщики». Автомобилей было больше, чем водителей, а я неплохо вожу. Кстати, тогда мне гримеры приклеили усы. Моя маленькая дочка, увидев меня в гриме, закричала: «Папа, какой ты красивый». Я тут же отрастил собственные усы и до сих пор их ношу.

Сергей Виноградов
№26(22436)
13.02.2009