Вещи заговорили

Оказывается, самые заурядные и обыкновенные вещи вроде комода и подсвечника тоже могут разговаривать, причем не только в сказках Андерсена.
Череповецкий художник Владимир Копылов последние три года активно занимается возрождением живописного направления под названием «сюжетно­исторический натюрморт», в котором о жизни людей, бытовой и духовной, рассказывают предметы. Художник стремится разрушить мнение о натюрморте как о скучной ученической дисциплине. Живущие в копылов­ских полотнах своего рода «бюро находок» и «музей забытых вещей» разрослись нынче до полусотни картин. Некоторые из них попали на страницы персонального альбома живописи Владимира Копылова, который совсем недавно вышел в знаменитой серии одного московского издательства «Мастера живописи». Соседями череповчанина по серии стали Илья Репин, Иван Айвазовский, Василий Перов и другие классики.

Мы застали художника в Историческом музее за работой. Последние несколько дней натюрмортом для Владимира Копылова стало содержимое кельи средневекового русского монаха, воссозданной музейщиками. Окно, на стене полотенце, на дубовом столе книга, свернутая рукопись, бутыль с чернилами и колоритные вериги с крестом и тяжелой цепью. В зале царит полутьма, свет выключен — роль монашеской лучины играет лампа. От предметов падают замысловатые тени, которые Владимир Копылов тщательно переносит на холст.

«Хотя здесь и не изображен человек, зато душа человеческая обнажается, — говорит художник. — Взглянув на картину, сразу можно многое сказать не только о человеке, но и нравах эпохи, в которой он жил. Предметы надо уметь слушать, они о многом могут рассказать». В доказательство разворачивается альбом с репродукциями и вышевысказанная мысль подтверждается примерами. Полотно «Пообедали» — нехитрая деревянная посуда, минуту назад вымытая, выставлена сохнуть на полочку. Между чашками и тарелками с рисунками, которые помнят из детства наши бабушки и дедушки, мелькают рваненькие старенькие обои. За оторванным лоскутком нетрудно увидеть, что обои клеились слой на слой — родительские стены покрывались «бумажной одеждой», купленной детьми, и так до бесконечности. Обойный срез становится срезом времени. Другая картина — «Приданое». Два сундука и два чемодана, изображенные на холсте, приготовила невеста для скорого отъезда в мужнин дом. То что не влезло в чемоданы, разместилось на крышке сундука — кукла, синяя ваза с цветочками, другие безделицы. По тому, как бережно они расставлены, видно, что для хозяйки эти вещи самое дорогое изо всего приданого, и в новое жилище она понесет их в руках. «Замысел картины возник у меня, когда я увидел вазу, старую и потертую, но все равно очень красивую, — рассказывает Владимир Копылов. — Я подумал, что кто­то ее когда­то очень любил».

Большинство своих «говорящих» предметов художник нашел в музеях Череповца и Тотьмы и на собственном чердаке. «В провинциальных музейных запасниках сотни тысяч разных предметов быта — замечательные, интересные. Кто их видел, кто их разбирал?» — говорит он.

На вопрос, что бы из своего вещного окружения он уложил на стол, если бы пришлось писать натюрморт­автопортрет, Владимир Копылов надолго задумался, а потом ответил: «Как нормальный человек, я ежедневно пользуюсь видео­ и аудиотехникой, компьютер у меня тоже есть, фотоаппарат у меня качественный. И что? Писать все это на холсте у меня нет никакого желания. Что такое ноутбук? Что он впитал в себя, о чем может рассказать? Как, знаете, тоже почему­то не хочется рисовать современный коттедж, каким бы красивым он ни был».

Сергей Виноградов №239(22902)
18.12.2008