Все в сад

Старый слуга Фирс из чеховского «Вишневого сада» сменил пол. Зачем он это сделал, рассказал худрук вологодского ТЮЗа
В переломные для страны годы Борис Гранатов, более двадцати лет возглавляющий вологодский Театр для детей и молодежи, неизменно ставит Чехова. По его постановкам Антона Павловича можно восстановить цепочку смутных времен государства российского. В 1994­м вышла «Чайка», в конце 90­х — «Насмешливое мое счастье» (по письмам Чехова любимым женщинам), осенью 2008­го Вологда и Череповец увидели премьеру «Вишневого сада». В нашем городе чеховская классика идет три дня — 25, 26 и 27 ноября.

Почему Чехов, когда, казалось бы, уместнее Островский или Гоголь с их разорившимися купцами и «обманутыми вкладчиками»? Ставя «Вишневый сад», художественный руководитель вологодского Театра для детей и молодежи Борис Гранатов то ли пытается в Чехове найти ответы на вопросы современности, то ли предлагает артистам и зрителям хоть ненадолго (впрочем, спектакль идет три с лишним часа) сбежать из суровой действительности в уютный и благородный мир дворянской усадьбы. «Мне неинтересно быть злободневным», — признается корреспонденту «Речи» Борис Гранатов накануне череповецкой премьеры «Вишневого сада» на сцене ДК «Строитель».

«Театр не газета, не теленовости, — продолжает он. — Театр занимается другим делом: обобщает, подводит итог прошедших эпох. Скажем, я считаю, что только сейчас можно осо­знать и поставить спектакль по поводу 90­х годов прошлого века, которые сегодня зовут «лихими 90­ми». Не люблю я спектаклей­однодневок, я вообще только классику ставлю. Почему «Вишневый сад»? Знаете, захотелось. Должно быть, пришла пора. А может, пришло ощущение, что труппа к этому готова. Вологда — не Москва, где на главные роли можно приглашать артистов из других театров. У нас особенно выбирать не приходится, работаешь с теми, кто есть. Актеру нужно время, чтобы «дорасти» до какой­то роли, режиссеру нужно с ним повозиться. Вот я и ждал, и возился».

Другой спектакль Гранатова, поставленный по классическому произведению, «Отцы и дети», год назад наделал в Череповце шуму. Возмущались как преподаватели русской литературы, так и дилетанты, которые, по словам Бориса Александровича, «лет тридцать назад, в школе, прочитали роман Тургенева и теперь говорят мне: неправильно ставишь». Возмутила не столько интерпретация, сколько рваные джинсы, в которые был облачен Базаров. Ставя «Вишневый сад», вологжане выводов не сделали, в доказательство чего Лопахин появляется перед зрительскими очами в плаще цвета металлик, Ранев­ская предстает молодящейся крашеной блондинкой, по сцене разгуливают люди в зековских фуфайках и шапках­ушанках. Впрочем, Лопахин, по мнению Гранатова, вполне современный тип русского буржуа, у которых такие плащи в моде: «Он неоднозначная фигура, его разрывают противоречия между жаждой легких денег и привязанностью к соб­ственному дому и детству. Такие люди есть и сегодня, и я их встречал. У человека все есть; шикарная машина, деньги на самолет в любую точку планеты; а он вместо ресторана иногда заходит в забегаловку и покупает водку с селедкой».

Предчувствуя вопросы и претензии относительно костюмов и причесок, Борис Гранатов объяснился. «Когда­то Мейерхольда спросили: а почему у вас все актеры в странных зеленых париках? Он ответил: «Не знаю. Придут театроведы, все объяснят». Мы занимаемся искусством, а не иллюстрацией из школьного учебника. Без интерпретации сегодня не обойтись. Если буквально поставить те же «Отцы и дети» или «Вишневый сад», то это будет скука смертная. Там масса смысла рождается из того, что покрой сюртука молодого поколения не совпадает с покроем, принятым у старшего. И что? Сегодня мы не отличим этих сюртуков друг от друга».

Если приглядеться, ничего, кроме костюмов, режиссер не осовременивает: отношения между героями и то, как они изъясняются, — те самые, стародавние, ныне утерянные. Принять кислородную ванну, надышаться настоящим искусством предлагается и зрителю. «Во времена Чехова люди могли собраться поговорить или просто чаю выпить, — рассказывает Борис Александрович. — Сегодня если в гости зовут, значит, знаешь, что стол накроют и выпивки целый ящик купят. А потом будет драка обязательно. А у Чехова в «Трех сестрах» Ольга говорит: «Господа, приходите вечером к нам, будет пирог с яблоками». Играли в шарады, мечтали вслух, спорили о смысле жизни, говорили о политике, но не в нашем сегодняшнем понимании — упадет рубль или нет? Их волновала судьба страны. Полковник Вершинин мечтает о том, какой Россия должна быть через двести­триста лет. И теперь представьте сегодняшнего мечтающего полковника».

Пирог пирогом, от него и сейчас мало кто откажется, чего не скажешь о длиннющих чеховских монологах. Выхода у Гранатова было два: резать или обыгрывать. Режиссер выбрал второе — в его спектаклях мечтающие вслух «полковники» для правдоподобия диктуют их в тетрадку молоденькой героине, как устаревшие истины, или попутно играют в картишки. Но одним из главных потрясений для зрителей, бесспорно, станет старый слуга Ранев­ской Фирс… «Обычно эту роль играют пожилые заслуженные артисты, и у нас Фирса играет заслуженный артист, точнее, артистка Августа Кленчина. Да­да, не удивляйтесь, женщина в роли старого слуги Фирса. Она замечательная актриса и очень подходит для этого персонажа — пластичная, худая, с низким голосом. В нашей постановке Фирс — это своего рода добрый дух дома Раневской, привидение, к которому никто из других персонажей не прикасается».

Сергей Виноградов
№224(22387)
27.10.2008