Михаил Ставровский:«Отец всегда находил для меня особое время»

Михаила Ставровского представлять череповчанам не надо: директор социально-бытового комплекса ЧерМК ОАО «Северсталь», 10 лет был главой города. Именно он, будучи мэром, в 2002 году поддержал идею отмечать День отца и ежегодно подписывал постановление о его проведении. Теперь День отца получил статус областного праздника, и папы всех районов Вологодчины знают: общество ценит их отцовский труд, понимает его важность; они слышат в этот день добрые слова не только на торжествах от представителей власти, но и дома от жен и детей. Каким же папой был сам Михаил Сергеевич? Что передалось ему от отца? Сделал ли он какие-либо открытия, когда стал дедом? Об этом мы и говорим сегодня.
Михаила Ставровского представлять череповчанам не надо: директор социально-бытового комплекса ЧерМК ОАО «Северсталь», 10 лет был главой города. Именно он, будучи мэром, в 2002 году поддержал идею отмечать День отца и ежегодно подписывал постановление о его проведении. Теперь День отца получил статус областного праздника, и папы всех районов Вологодчины знают: общество ценит их отцовский труд, понимает его важность; они слышат в этот день добрые слова не только на торжествах от представителей власти, но и дома от жен и детей. Каким же папой был сам Михаил Сергеевич? Что передалось ему от отца? Сделал ли он какие-либо открытия, когда стал дедом? Об этом мы и говорим сегодня.— Я рос в большой семье: нас было три брата и три

сестры. До вступления в брак у мамы с папой уже было по двое детей, потом родились мы с сестрой Верой. Но дети никогда не чувствовали, что кто-то кому-то родной, а кому-то приемный: такой был климат в семье, такие отношения — очень близкие и доверительные.

У моих родителей непростая судьба. Михаил Петрович, мой дед (в его честь меня и назвали), был священником в селе Смердомля Чагодощенского района. В 18-м году, поняв, какое наступило время, он отдал дом (в нем до 60-х гг. располагалась начальная школа) и с семьей перебрался в село Белые Кресты, где стал работать главным бухгалтером стекольного завода — образование позволяло. Перед войной семья приехала в Череповец, дед продолжал работать бухгалтером, теперь на мясокомбинате, и был старостой Носовской церкви, это напротив Тоншалова. Они с прихожанами собрали деньги на танк «Дмитрий Донской», позднее от Сталина пришли телеграмма и письмо со словами благодарности.

Отец родился в 1908 году, воевал и в Финскую войну, и в Великую Отечественную. А после войны пошел по стопам отца: работал главным бухгалтером базы механизации треста «Череповецметаллургхимстрой», так что все строительство города и завода шло при его участии. Время было тяжелое, семья большая, поэтому, сколько себя помню, отец работал на двух работах: после основной, поужинав, шел преподавать на курсы бухгалтеров. Позднее я встречал немало людей, которые с благодарностью говорили: «Нас учил ваш папа». Было приятно.

Отца я видел только по воскресеньям (суббота в то время была рабочим днем). Но зато выходной он по­свящал в первую очередь детям.

— Современные психологи называют это «особое время для ребенка» — когда папа или мама общается только с ним: играет, разговаривает, не отвлекаясь ни на какие дела, даже на телефонные звонки. Это может быть даже полчаса.

— Да, это во многом было так. И я не помню ни одного выходного или отпуска, которые бы родители провели не с нами. При этом, по­скольку старшие братья уже были почти взрослыми, а у девочек, как водится, свои интересы, львиная доля отцовского внимания доставалась мне.

У отца были свои увлечения, к которым он охотно приобщал меня. Главное из них — природа. На неделе ему приходилось изучать много документов (при этом он успевал читать и художественную литературу), а в воскресенье зимой мы отправлялись пешком до Городища. Он шел с товарищами, они разговаривали о своем, я — рядом на лыжах, и мне тоже не запрещалось участвовать в разговоре. В Городище мы заходили к знакомому рыбаку, отец покупал рыбу для семьи. Там же я впервые попробовал молочную уху…

Еще одно яркое впечатление детства: идем с отцом в парк. Мы жили как раз напротив Соляного сада, и там уже тогда были аттракционы, комната смеха, карусель. На карусели меня укачивало, отец всегда волновался, но кататься не запрещал.

Отпуск он всегда проводил с нами на своей родине, и для нас это тоже родина. С троюродными братом и сестрой до сих пор иногда ездим туда. Отец был заядлый грибник — и меня брал с собой в лес. В шесть лет я уже знал, какой гриб съедобный, а какой нет, в семь мог пойти один в лес и набрать корзину. Рыбачить тоже он меня научил. Уходил в четыре утра, потом возвращался за мной. Тетка ругалась — «чего он ребенку спать не дает», а я любил эти часы с отцом. Конечно, у меня были и свои мальчишеские дела — в футбол, например, погонять, — тогда отец применял разные хитрости.

— То есть обманывал вас?

— Старался увлечь. Говорил, например, вечером: «У меня там крупная рыба попалась, оборвала леску, застряла в камышах. По­едем на лодке, найдем ее?» Я, конечно, соглашался. Но на месте отец не торопился искать рыбину, а ловил себе потихоньку. Я напоминал: «Где же рыба?» — а он: «Вон там была, уже ее нет».

— Сколько вам тогда было лет?

— 10 — 11. Я долго верил отцу безоговорочно. Позже понял, что это были уловки, но к рыбалке уже пристрастился. Люблю это дело до сих пор. Да и многие увлечения отца стали моими, а затем перешли и к моему сыну. Особенно мне интересен такой момент. Отец одно время увлекся охотой, потом бросил. И я в молодости любил охотиться, теперь — нет. Та же история и у сына… Конечно, все свои увлечения я ему не сумел передать, да, может, и ни к чему — время другое настало. Но он, как и я, любит спорт, рыбалку, грибную «охоту».

— Что еще, как вы считаете, передал вам отец?

— У него мало было времени контролировать нашу учебу…

— Можно уточнить, Михаил Сергеевич, что вы имеете в виду под словом «контроль»?

— Контроль бывает разным. Сейчас под этим часто понимается «постоянно проверяй». Для моего отца контролем стало доверие. У меня было очень много интересов в школе, спорт, например. А времени мало. Поэтому я старался все взять с урока, чтобы дома тратить на задания минимум времени. И успевал. Доверие важно еще вот почему. Если ребенок боится наказания, он не избежит ошибок, не перестанет совершать проступки — он будет только их скрывать, будет расти неискренним. И я благодарен своим родителям за ту атмосферу доверия, которая существовала в нашей семье. У нас был достаточно широкий диапазон самостоятельности.

При этом у меня всегда имелись серьезные для моего возраста обязанности. В семь лет я ходил в магазин (потому что все старшие работали), отводил сестру в круглосуточные ясли; приносил дрова. Лет с восьми появилась и еще серьезная обязанность: в то время в Череповце не было газа, еду готовили на примусе — и я должен был покупать керосин. Если его не было в одном магазине, шел в другой, третий… Все керосинки в городе знал. Зимой было легче: можно везти на санках, а в другое время два пятилитровых бидона тащил в руках.

— Но это же неподъемно для восьмилетнего мальчика!

— Так жили тогда все. Да, говорят: перегрузки, по­звоночник… Но я убежден: ребенку (да и взрослому) сидеть ежедневно по 5 — 7 часов в кресле у компьютера менее полезно, чем раз в две-три недели принести десять литров керосина. Или сравните: ребенок лет в семь приходит в спорт — там нагрузки не меньше…

— Как вы строили отношения со своим сыном?

— Я стал отцом в 22 года, когда служил в армии, в Кипелове, летал штурманом на самолетах. Возраст для отцовства, считаю, очень незрелый, но в советское время были у нас некие социальные гарантии (работа, зарплата, жилье).

Готовясь к интервью, я анализировал свое общение с сыном — оказалось, многие приемы я перенял у отца, это естественно. Об увлечениях я уже рассказывал. Я так же не опекал его: в семь лет Женя сам вставал и до школы ехал на тренировку — и никто его не подвозил, не провожал до автобуса. (Из-за его увлечения, кстати, у него было меньше времени общаться со мной.) И свой круг обязанностей у него был. И решения он тоже принимал сам.

— Какие, например?

— Решил после 8-го класса идти в ПТУ — поскольку увлекался хоккеем. Это считалось непрестижным. Мы поговорили с ним так: это твой выбор; но чтобы не закрыть себе путь в институт, можно окончить ПТУ с отличием. Он так и сделал. Потом работал сварщиком — очень хорошие отзывы были, кстати. Ну а позднее решил поступать в Индустриальный институт (помните такой в Череповце?), получил техническую специальность; со второго курса занялся бизнесом. Самостоятельный мужик, короче говоря.

— Дедом вы тоже стали рано…

— Да, в 43 года у меня родилась первая внучка. Вскоре вторая. И я осо­знал, как именно нужно заниматься с этими маленькими людьми. Но многое и повторяется. Постарался обеих приобщить к спорту, привел в Центр боевых искусств, только что откры­вшийся. Старшая осталась, младшая нет — что ж, это ее выбор.

Я воспринимаю внучек как детей, только более поздних. Но отношение к ним другое — не в смысле больше или меньше любишь, а с точки зрения опыта. Пытаешься вложить в них то, что не смог (не успел) вложить в детей. И не все зависит от того, сколько времени ты проводишь с ними. Можно проводить все время — но не будет контакта. Зависит от качества взаимодей­ствия. Главное, считаю, это доверие. И то, чтобы по­требность в общении была взаимная. А для этого нужны атмосфера, условия, при которых это общение необходимо. Сын, например, звонит нам с женой каждый день — и я рад этому.

Ирина Ромина
№201(22364)
24.10.2008