Как искоренили конокрадство

Трудно переоценить значение коня для развития цивилизации. Не будь рядом с нами лошади, мы, вероятно, сегодня жили бы так же, как и пигмеи Центральной Африки или аборигены Австралии. Лошадь представляла огромную ценность. И, как следствие, всегда находились охотники до чужого имущества. Конокрадство было настоящим бичом до определенного времени, но уже в 30­е гг. прошлого века его удалось почти ликвидировать.
Череповецкий край и до революции и после, когда была образована Череповецкая губерния, был довольно бедным. Плодородной земли было мало (в основном леса и болота), а та, что была, могла кормить семью, в лучшем случае, до января. А там — либо умирать, либо добавлять в хлеб кору или солому. Не случайно поэтому в Череповецком уезде так бурно развивались промыслы. Не от хорошей жизни крестьянин из Ерги делал чернолощеные горшки или свистульки, житель Нелазского — барки, кузнецы Уломы и Коротова — гвозди. Просто нужно было чем­то кормить семью.

Но все­таки главным занятием крестьянина оставалось земледелие. Об этом говорят все дореволюционные статистические справочники. После революции ситуация не изменилась. Конечно, жители Череповецкой губернии могли бы податься на заработки, но возникал вопрос — куда? Практически во всех городах, включая столичные, свирепствовала безработица. Весь штат единственного промышленного предприятия Череповца — механического завода братьев Милютиных, переименованного в «Красную звезду», после пожара 1923 года состоял из сторожа и директора.

Период 1920­х годов — очень интересное время в истории нашего края. С одной стороны, не изжиты «родимые пятна капитализма» — преступность, пьянство. С другой — народ собирает деньги на строительство аэропланов, собственноручно конструирует детекторные приемники и искренне верит, что завтра жить будет лучше.

Череповецкая губерния, население которой составляло 700 тысяч человек, оставалась земледельческой. И если в городах проживало 40 тысяч человек (в губернском Череповце — 14 тысяч), то остальные 660 тысяч были крестьянами. А главным помощником земледельца оставалась лошадь.

Ситуация с лошадьми была сложной. Так, согласно данным статистики, в пределах Череповецкой волости, включавшей в себя 17 сельсоветов, насчитывалось 5393 крестьянских хозяйства. Из них к «безлошадным» относилось 1581 хозяйство, т.е. почти 30 %. Однако «безлошадность» была разной. Самые крупные сельсоветы волости: Матуринский (417 дворов), Ильинский (410), Яргомжский (450) и Богословский (476) на 1925 год насчитывали соответственно: 192 (46 %); 99 (24 %); 199 (44,2 %); 68 (14,2 %) «безлошадников». А что такое не иметь лошадь? Это значит, что ты будешь ходить к более богатому (или удачливому соседу), чтобы одолжить у него коня для вывоза навоза на поле, вспашки почвы. А привезти урожай, сено, дрова из леса? Да мало ли дел, когда требуется лошадь. Безусловно, сосед тебе не откажет. Но, во­первых, лошадь он даст только тогда, когда сам переделает все дела. Во­вторых, кто же даст бесплатно? И, как след­ствие, в деревне, несмотря на победу советской власти и принятие Декрета о земле, происходит дальнейшее социальное расслоение. Ведь зачем тебе земля, если ты не в состоянии ее обрабатывать?

Советская власть всеми способами пыталась ликвидировать «безлошадность». Так, никого не удивляли лозунги, которые весной начинала печатать газета «Коммунист»: «Случная кампания началась! Всех лучших племенных кобыл на случные пункты под завод­ских рысистых жеребцов! Всех средних маток под одобренных производителей! Каждый жеребец должен покрыть 30 маток. 200 жеребцов покроют 6000 маток!»

Для того чтобы выявить лучших производителей, начиная с 1924 года в пределах губернии проводились, как тогда говорили, «испытания» лошадей. В них принимало участие несколько сот лошадей. Бега проходили в Белозер­ске, Кириллове, Устюжне и Череповце. Победители уездных бегов состязались в Череповце, а местом для забегов становился лед реки Шексны. Власти пытались объединять крестьян в кооперативы по совместному использованию лошадей, в ТОЗы (товарищества по обработке земли), давали ссуды для приобретения лошадей.

Самым страшным врагом для крестьянина был конокрад. Кресть­янская община, или, как его называли, «мир» — довольно замкнутый коллектив. Далеко не все сведения о преступлениях становились извест­ны властям. И если крестьяне могли простить убийцу («по пьянке — с кем не бывает»), насильника («чего уж теперь — пусть женится!»), то конокрада били смертным боем. В исторической литературе приводится случай, когда вор, вырвавшись от своих палачей, забежал в деревенский кабак, выпил там стакан водки, закусил копченым языком и умер. При вскрытии обнаружили, что у убитого сломаны все ребра, отбиты почки, печень. Он должен был умереть на месте, а не бегать по злачным местам…

Еще в конце XIX — начале XX вв. в полицейских рапортах, фиксиру­ющих правонарушения Череповецкого уезда, отмечаются случаи самосудов. При этом установить зачинщиков было невозможно. Круговая порука, когда виноваты вроде бы все, означала, что виноватых не найти. Особенно знаменитой по части самосудов была Коротовская волость. Там, начиная со Смутного времени, когда крестьяне сами боролись с разными шайками, появилась очень изуверская казнь — «подкоренивание». Суть ее была в следующем: подкапывались корни высокого дерева, само дерево с помощью жердей накренялось, а в образовавшуюся яму сажали пойманного с поличным бандита. После этого дерево ставилось на место…

С «подкорениванием» было покончено после Гражданской войны, когда новая власть организовала в деревне собственные формы управления — комитеты бедноты, сельские советы, волостные исполкомы. Существовали также партийные и комсомольские ячейки. Начиная с 1923 года идет формирование волостной милиции, позже — службы участковых надзирателей. Самосуды, безусловно, случались. Однако новая власть приравнивала самосуд к антисоветским выступлениям и карала жестко!

Коль скоро власть брала на себя обязательства по борьбе с конокрад­ством, крестьянин был вправе ждать от нее результатов. Иначе зачем же преследовать самосуды?

Нужно отметить, что в 1920­е годы административные органы различных уровней (в том числе милицейские службы и подразделения) сделали очень многое. Прежде всего, был налажен учет и контроль за лошадьми.

Сегодня это выглядит несколько забавно. Каждый владелец лошади должен был иметь при себе документ, удостоверяющий, что она принадлежит ему. (Собственно, аналог нашего техпаспорта на автомобиль.) Кроме того, согласно приказу начальника милиции РСФСР, каждая лошадь должна была иметь собственный номер и серию. Например, в Череповецкой губернии серийные номера были такими: Череповецкий уезд — «аш»; Устюжский — «ащ»; Белозерский — «аь»; Тихвинский — «аы»; Кирилловский — «аэ». Вельский уезд Вологодской губернии имел серию — «бе», а Вологодский уезд — «бж». (Кстати, информация, которую вы сейчас читаете, была напечатана в секретном приказе. Но я надеюсь, что вы меня не выдадите.)

Но, несмотря на все эти меры, конокрадство хоть и не процветало, но «имело место быть». После Первой мировой и Гражданской войны на руках у людей скопилось такое количество огнестрельного оружия, что милиция изымала его вплоть до конца 1930­х годов. Добавим к этому неизбежные сдвиги в сознании тех, кому довелось воевать по пять­шесть лет, массовую безработицу, и что получим? Правильно, вооруженные банды, которые силой угоняли коней. Сразу же оговорюсь, что в Череповецкой губернии бандитизм не стал массовым явлением. Были, разумеется, банды Николаева, Панькина, братьев Бекешкиных, но с ними покончили к 1923 году, когда с бандитами стали бороться не случайные люди, а мобилизованные из армии солдаты, имевшие не меньший, а то и больший опыт войны.

Однако в 1925 году Череповец и Череповецкая губерния оказались местом сбыта лошадей, украденных в других регионах. Работа по выявлению краденых животных легла на плечи сотрудников милиции. Для начала была составлена картотека похищенных лошадей, на которые поступали ориентировки. Криминалистическое бюро при уголовном розыске, или, как тогда было принято писать, «кримбюро при угро» разработало простую, но достаточно эффективную методику учета.

Всего было 3 группы, по 12 папок в каждой. В последние папки, имевшие номера 10, 11, 12, были внесены лошади с достаточно редкими для наших мест мастями: караковые, мышатые и соловые. Каждая лошадь, значившаяся в розыске, имела подробное описание с указанием всех имевшихся особых примет.

Теперь при задержании человека с подозрительной лошадью было достаточно провести сверку с картотекой. Дело сразу пошло на лад. Например, участковый инспектор С.И.Власенков задержал цыган, у которых он обнаружил 15 лошадей, находившихся в розыске…

Но окончательно конокрадство пошло на убыль с 1930­х годов, с момента организации колхозов. Обобществленный скот стал социалистической собственностью. И если за кражу крестьянского коня (правда, по пальцам можно было посчитать единоличников, владевших лошадью) конокрад получал один­два года лишения свободы (порой условно), то за кражу колхозного — от пяти до пятнадцати. И число конокрадов резко сократилось.

Евгений Шалашов, кандидат филологических наук, доцент кафедры истории Чгу
№143(22306)
05.08.2008