«Баре приехали»

Потомки Гальских осмотрели покои родовой усадьбы и пожелали остаться
В Череповце побывали наследники семьи Гальских — Татьяна Желвакова и Константин Гальской. Потомки знаменитых череповецких дворян приехали в город предков из Орла, где участвовали в конференции, посвященной 100­летию отца Константина Гальского Владимира Львовича, известного поэта русского зарубежья. Обойдя комнаты двухэтажного родового дома, потомки Гальских отметили быстрый темп реконструкции и пообещали приехать на открытие.

«А здесь бы мой письменный стол отлично встал, а здесь книжная полка. Это что, форточка? Гм… как бы бумаги со стола не сдуло, с реки ветер», — по­хозяйски размышляет вслух внучатый племянник последнего владельца усадьбы Гальских (и по совместительству единственный носитель родовой фамилии) Константин Гальской, расхаживая по второму этажу барского дома. Оспорить его имущественные притязания вправе лишь прямые наследники Николая Гальского. Внучка последнего владельца усадьбы, петербурженка Татьяна Желвакова замечает родственнику, что комнатку сию наметила в собственные опочивальни. Сопровождающий супругу в путешествии муж Татьяны Леопольдовны, как человек «из простых», зачисляется обладателями «голубой крови» в категорию прислуги и определяется на жительство в дом управляющего.

Вообще­то, все вышерассказанное — не более чем импровизационная по­становка. Прибывшие для ознакомления с ходом работ в усадьбе предков потомки знаменитого семейства отшучиваются в ответ на вопрос, который им не раз уже задавали в Череповце: «Что ощущаете в родовых стенах, что вспоминаете генетической памятью?» Отшучиваются и изображают строгих хозяев­помещиков, образы которых отнюдь не из генетиче­ской памяти извлечены, а из русской литературы XX века. «Вы знаете, я готов здесь остаться в качестве экспоната, — говорит Константин Гальской. — Пойдет экскурсия, заглянет в мой кабинет, а я им: «Кыш отсюда, баре приехали». Со строителями, производящими реконструкцию, он разговаривает на одном языке, несмотря на то, что сам гуманитарий. Просто в американском штате Коннектикут, где живет Гальской, он имеет собственный «барский» деревянный дом о двух этажах. Хошь не хошь, пришлось вникнуть в дело. «Работа над деревянным домом не прекращается никогда — это я вам обещаю, — совсем не шутливым тоном произносит Константин Владимирович. — Всегда надо что­то переделывать, обновлять. А длинное бревно где достаете? У нас в США это жуткий дефицит — «зеленые» не дают рубить деревья, а ведь старые усадьбы из длинных бревен и строились. Помог ураган Катрина, слышали о таком? Пронесся по югу, повалил дубы вековые, реставраторы на это сокровище, как хищники, набросились».

В Череповец потомки Гальских привезли не только уникальные воспоминания и фотодокументы, но и особый выговор, каким в фильмах о Гражданской войне говорят белогвардейцы, и топографические ударения. Слово Череповец Гальские, будто сговорившись, произносят с ударением на второй слог. Протекающую рядышком с усадьбой реку Шексну дружно «ударяют» по первому слогу. Родители так произносили. Для «господ» провели экскурсию по барскому дому — вкратце рассказали об истории реставрации усадьбы. И пофамильно о лицах, причастных к восстановлению родового гнезда Гальских: кто из них достоин шубы с барского плеча, а кого не мешало бы высечь на конюшне.

Интервью у наследников знаменитого череповецкого рода мы брали порознь. Слишком разные у них судьбы и восприятие истории рода. Она — ленинградская блокадница, он — родившийся в Африке, выросший в Европе, повзрослевший в Америке сын бесподданного отца.

Подобно тому, как Владимир Гальской на узких скрипучих лестницах и в просторных пустых комнатах пропускал вперед свою двоюродную тетю, проявим и мы галантность. Первое слово даме.

Последний раз Татьяна Желвакова побывала в Череповце два года назад.

— А первый?

— В 49­м году это было. Я приезжала сюда с мамой, совсем девочка я тогда была. Дом мы осмотрели только внешне. Моста через Шексну тогда не было — паром ходил. Он, насколько я помню, прямо у усадьбы и останавливался. В усадьбе тогда было общежитие — во дворе на веревках висело белье. Мы прошли мимо дома и на том же пароме вернулись обратно, не входя внутрь и не рекламируя, кто мы такие. Я не помню цель тогдашнего приезда в Череповец, но, думаю, мама привезла меня, чтобы посмотреть на дом ее детства. О своем отце, моем дедушке Николае Гальском мама рассказывала мало. Просто потому, что слабо его помнила. Она родилась в 1914 году, а в 1920­м он уже умер. Года через четыре их совсем выгнали из усадьбы. Некоторое время семья снимала комнату в Череповце, пока бабушку не отправили в сибирскую ссылку. Могу рассказать за что. Выяснилось, что в свое время к бабушке сюда приезжала из Петербурга графиня Голицына. А раз графиня, значит, заговор, а раз заговор — добро пожаловать в ссылочку. Бабушка умерла в ссылке через два года от воспаления легких.

— Как вы, жительница ленинградской коммуналки, отнеслись тогда к тому, что у вашей семьи такие хоромы имеются?

— После блокады, знаете, не до восторгов барскими имениями. Ребенок заморенный, с одним­единственным желанием — поесть.

— Почему семья не эмигрировала, как это сделали многие ваши родственники?

— Знаете, у них ведь была возможность эмигрировать. Гальские до революции были довольно­таки состоятельные люди. Мама рассказывала, что бабушка и дедушка считали власть Советов делом временным, недолгим. По маминым словам, ее родители хотели спрятать ценности где­то в Череповце. Сделали они так или нет, неизвестно, но легенда такая долгие годы ходила в городе, да и до сих пор ходит…

«Двенадцать стульев», да и только. Вот так, могла Татьяна Леопольдовна в своих деньгах купаться, вместо этого всю жизнь считала чужие. По профессии внучка Николая Гальского — экономист. Это еще большое везение, что дали выучиться. Для матери Татьяны Желваковой, всю жизнь писавшей в анкетной графе «социальное происхожение» гордое «из дворян», череповецкая гимназия так и осталась последним учебным заведением в жизни.

С отцовской стороны у Татьяны Леопольдовны не меньше загадок. Ее родитель — природный австриец, репрессированный через год после рождения дочери. По отцовской линии, к сожалению, никаких замков, дворцов и усадеб не осталось. «Рабочий он был, коммунист ярый, потому и в Советский Союз приехал. Голь перекатная».

В Череповце о Константине Гальском узнали весьма оригинально. Задолго до перестройки ныне экс­директор Череповецкого музейного объединения Татьяна Сергеева лично услышала запрещенную фамилию по запрещенному же радио «Свобода». Гальской возглавлял тамошнюю русскую службу. Поговорить с ним удалось спустя годы, когда Константин Владимирович «приплыл» в Россию не по радиоволнам, а лично. В начале 90­х он открывал москов­ское представительство «Ридерс дайджест» (помните такой назойливый журнальчик?). Фамилия прошла в телетрансляции с открытия, заставив музейное сообщество Череповца снова затрепетать. «Представьте мое удивление, когда я беру трубку в гостинице, а оттуда: «Кем вы приходитесь Ионе Львовичу Гальскому?»

Правнуком приходится. Иона Гальской, родной брат Николая Гальского, на череповецкую усадьбу не претендовал. Выгодно женившись, уехал в поместье супруги в одну из южных областей, то ли Воронежскую, то ли Орловскую.

«Я родился в Марокко, в городе Касабланка, — рассказывает Константин Гальской. — После Второй мировой войны отец, будучи архитектором, получил большой контракт от французской строительной фирмы. В те годы Марокко было французским протекторатом и в страну вкладывались большие деньги. Центр Касабланки практически целиком построен фирмой, в которой работал отец. Он всю жизнь был бесподданным. Он покинул Россию 11­летним мальчиком в 1919 году и, хотя много где жил, подданства другой страны не брал. Впрочем, и советского паспорта он не взял, хотя предлагали. Ему выдали так называемый «нансеновский» паспорт (известный исследователь Арктики Нан­сен провел такую инициативу через Лигу Наций), который служил удостоверением личности. Проблем с этим странным документом хватало, ведь за ним не стояло никакого государства». Из основных мировых языков разве что китайский с японским Константином Гальским не освоены. «Русский у меня хуже всех. Моя твоя не понимай», — острит полиглот. На французском и английском может острить, как на родных. Насчет русского лукавит — его знанию языка позавидовали бы многие аборигены. Впрочем, небольшой «белогвардейский» акцент присутствует, да и в русских пословицах американский гражданин Гальской, обожающий говорить метафорично, не силен. Однажды в нашем разговоре спутал «гром» с «грабежом» и произнес: «Как гром среди бела дня».

Своего российского происхождения Константин Гальской никогда не забывал и во многом благодаря ему был востребован Западом (радио «Свобода» и «Ридерс дайджест» тому доказательство). Да что там, даже женился на соотечественнице — дочери белорусского священника­эмигранта. В университете Константин Гальской учился на историка, докторскую диссертацию писал по русской истории XIX века. А почему не XX­го? «Отец с раннего детства привил нам с братом неприятие коммунистической идеологии, — говорит Константин Владимирович. — Он не принимал красную Россию. В нашей семье отношение к этому вопросу до сих пор не изменилось». С недавних пор историк по образованию решил делать историю сам. Работает на дружбу двух близких ему стран — России и Америки. Его фирма способствует переговорам между министерством энергетики США и Росатомом. И пускай, как сам признается, в физике и «атомах» мало чего смыслит, в столь опасном деле без русского дворянина с американским образованием стороны, пожалуй, наизобретали бы… гром среди бела дня.

Сергей Виноградов
№ №56(22219)
Газета "Речь" от 28.03.2008