О терроре и новом уроке

«29 марта 2010 года в 7.52 во втором вагоне поезда, прибывшего на станцию метро «Лубянка» в Москве, произошел взрыв. В 8.36 в третьем вагоне поезда, прибывшего на станцию «Парк культуры» Сокольнической линии, произошел второй взрыв. В общей сложности погибли 38 человек, 64 ранены». Я не хочу и не могу молчать об этом. Страшное, ужасное и какое­то даже невыносимо противное чувство охватило меня, когда Антоша сообщил мне об этом происшествии. Странно, что до тех пор в Интернете не было ни строчки о случившемся, словно мир от ужаса замер на пару часов и время остановилось. Я тут же бросилась к телефону, чтобы проверить, как там мои москов­ские знакомые. Они отвечали, что все в порядке. Но если б знал хоть один из них, что мое сердце в момент ожидания ответного смс на простенькое «Как ты?» стучало в три раза громче, чем однажды сосед дядя Вася по батарее, когда пришел домой под градусом. И тут словно по мановению волшебной палочки или, быть может, посоха кого­то, кто выше всех нас вместе взятых, мне понадобилось писать в институт эссе на тему расизма и национализма. Вообще­то, я довольно спокойно отношусь ко всем национальностям, и хоть некоторые, сказать откровенно, немного недолюбливаю (это из­за неудачных знакомых, видимо, но все же), никогда этого не покажу. Да и вообще я придерживаюсь той позиции, что нужно прежде узнать человека, а уж потом делать какие­то выводы. Но увидев список тем для письменной работы, я произнесла про себя очень твердо: «Ненавижу…» А дальше последовал ступор, поскольку национальности шахидок я не знала. Мне важно было знать, кто они по национальности, в тот момент, может быть, для того, чтобы свалить вину за жертв теракта на весь народ, чтобы объяснить, в конце концов, хоть что­то. На помощь тут же была призвана Наташка — самая рассудительная из всех рассудительных и разумнейшая из разумных. Мы долго и горячо спорили, кем могут быть террористки: уроженками Саудовской Аравии или Судана, грузинками или чеченками? Каждая из этих версий определенное время плутала в СМИ, равно как и отвратительного качества фотографии преступниц. Издания не сходились во мнениях, как и мы с Наташей, решившие в конце концов, что их национальность — просто шахидки. У терроризма нет национальности, как нет национальности, например, у любви. Полярные чувства, согласна, но террористический акт тут же превращает человека, совершившего его, в зверя, как и любовь обращает каждого в прекрасное создание. Моя ненависть — это ненависть не к народу, и даже не к вере. Это ненависть к бессмысленной битве за веру, к слепому следованию за чем­то туманным. Мое «ненавижу» должно было окончиться восклицательным знаком или местоимением «их» в отношении шахидок, а вернее, всех террористов по всему миру. Возникают вопросы: зачем? почему? И тут же, естественно, ответ, который прозвучал из уст Наташки страшным приговором: «Мир во всем мире — утопия». Действительно, это все, скорее, из философии: почему происходит так, а не иначе и почему мы не можем жить без войн и взрывов. Но это все к каждому из нас, чтобы хоть чуть­чуть задуматься. Вторник 30 марта 2010 года был объявлен днем траура, а мы в этот вторник собрались всей своей маленькой компанией и в силу отсутствия свечей мальчики покачали над головой зажигалками. Недолго, правда, все же пожарная безопасность и не слишком приятный запах, но мы помним и не забудем. Чтобы больше никогда такого не было: и ныне, и присно, и во веки веков.
На минуту отвлекаясь от печальных событий: 4 апреля 2010 года праздником светлой Пасхи завершилась самая строгая, страстная, неделя великого поста. К слову сказать, ритуал крашения яиц и покупки (по большей части, что греха таить) куличей пользуется большой популяр­ностью даже у нерелигиозных, так скажем, соотечественников. Мне кажется, дело в том, что таким образом люди, которые от религии далеки, чуть­чуть к ней все­таки приближаются, потому что чув­ствуют: какая­то сила нас всех все равно создала, — так почему бы в таком случае не отметить пасхальное воскресение? Интересно, что на страстной же неделе — в четверг, 1 апреля, — в школах некоторых регионов РФ (всего их 19) стартовал эксперимент по введению такой дисциплины, как «Основы религиозных культур и светской этики». Сложно сказать, подгадывали ли власти, или же все случилось само собой, но в любом случае некий знак тут узреть можно. Другое дело, что я, например, совершенно против такой дисциплины и разрешила бы ее разве что в качестве факультатива с необязательным посещением, никак не больше. Макс уверен, это говорит во мне сознание ребенка, воспитанного без такого урока, а если б якобы такой предмет у нас с первого класса преподавался, то и во­просов бы не возникло. Возможно­возможно, но, насколько я знаю, дисциплина вводится не в первом и даже не во втором классе, а в четвертом, где дети уже способны самостоятельно и рационально мыслить, а следовательно, отвергать то, что им не нравится. «Подумаешь, — усмехается Рита. — Мне геометрия не нравилась и химия, но ничего — не устраивала учебную революцию». Я попыталась возразить что­то о революции душевной, но она ответила: ничего подобного не произойдет, поскольку четвертый класс — не одиннадцатый все­таки, дети еще достаточно маленькие для того, чтобы осуждать тех, кто им религиозный предмет добавил. Справедливости ради замечу, что мои друзья разделились на сторонников и противников этого нововведения ровно пополам, отсюда и в обществе примерно также, а то и, может быть, даже в плюс к сторонникам. Это я говорю для того, чтобы кому­нибудь не показалось вдруг, что своей радикальной точкой зрения я выражаю всеобщее мнение. Отнюдь, но…посмотрим. Это все­таки эксперимент, а значит, не до конца еще утвержденное решение. Правда, все недавние школьники помнят, что и ЕГЭ заявлялся как эксперимент. Так что, мне кажется, я знаю, чем закончится вся эта образовательная история.

Марина Левичева, студентка третьего курса ЧГУ №58(22712) 03.04.2010