Жизнь после кризиса

Экспертное сообщество пытается выяснить, к чему приведет мир нынешний кризис
Говорят, что китайский иероглиф, обозначающий кризис, состоит из двух частей. Одну из них можно перевести как «проблемы», другую — как «возможности». В настоящее время множество отдельных экономистов и целых эксперт­ных сообществ пытаются выяснить, чем для мира станет нынешний кризис. Будет ли он причиной отката мировой экономики на много лет назад или, напротив, даст ей импульс развития, станет ли он началом благоденствия для многих ранее небогатых стран или приведет к глобальному краху? Очевидно одно: мир уже не будет прежним.

Пожалуй, наиболее обсуждаемым из возможных сценариев того, как мир будет развиваться после кризиса, является так называемый левый поворот. Еще в 1867 году Карл Маркс предупреждал: «Владельцы капитала будут стимулировать рабочий класс покупать все больше и больше дорогих товаров, зданий и техники… Чтобы они брали более дорогие кредиты до тех пор, пока кредиты не станут невыплачиваемыми. Невыплачиваемые кредиты ведут к банкротству банков, которые будут национализированы государством». Ничего не напоминает? Не случайно труды Маркса сейчас бьют рекорды продаж во всем мире. Московский мэр Юрий Лужков, только что издавший собственную книгу о кризисе — «Транскапитализм и Россия», пишет: «В эпоху кризиса мир все больше возвращается к работам Маркса. Люди ищут альтернативы, основанные не на игре в деньги, а на чем­то более важном». Ясно одно: разочарование инвесторов в применявшейся в последние годы либерально­экономической модели может привести к усилению роли государства, которое в момент кризиса оказалось чуть ли не един­ственным надежным кредитором и источником ликвидности. Сегодня мы наблюдаем, как бизнесмены и банкиры становятся в очередь на получение правительственных траншей. Это происходит не только в нашей не очень рыночной стране, но и, например, в оплоте либерализма Великобритании. Впрочем, в обмен на свою помощь государство неотвратимо станет усиливать контроль, госрегулирование может начать распространяться даже на те области, в которых о нем давно забыли. Однако усиление надзора властей не будет ограничиваться лишь финансовым и банковским секторами. Дело в том, что кризис неизбежно приведет к обеднению значительных масс населения по всему миру. Чтобы сохранить стабильность в такой ситуации, государства будут вынуждены проводить более масштабную социальную политику, но в то же время начнут вмешиваться во все сферы жизни общества. Стоит также отметить, что, по мнению некоторых экспертов, нынешний кризис станет причиной возникновения некоей новой экономической теории. Очевидно, она будет вынуждена констатировать серьезное огосударствление экономик по всему миру. «Мы являемся свидетелями конца безбрежного либерализма, — пишет Руслан Гринберг, директор института экономики РАН, — мода на него прошла. Теперь государство будет играть более значительную роль в регулировании».

Экономист Михаил Хазин, предсказывавший кризис задолго до его начала, считает, что Великая депрессия была цветочками по сравнению с размахом и продолжительностью нынешней рецессии. А вот что пишет Никита Кричевский, доктор экономиче­ских наук: «Можно ожидать корпоративных дефолтов. Начнут сыпаться крупные компании. Многие лишатся своих денег. Нефть не восстановится. Ни о каких 140 долларах и речи быть не может. Оставшись без главного источника дохода, мы быстро истратим все наши резервы, и начнется время социальной нестабильности. Для России это может означать усиление авторитаризма, подавление свободы слова, ограничение отношений с внешним миром, использование властями некоторых репрессивных мер. Социальные выступления будут гаситься отчасти такими косметическими методами, как смена глав регионов или арест наиболее одиозных коррупционеров, а отчасти — силовыми методами». Рассматривают мрачный сценарий и специалисты Всемирного экономического форума: возможно, озлобленные государства начнут бороться за сырье, как следствие — международные конфликты, националистиче­ские движения. Недоступность кредитных ресурсов будет провоцировать массовые банк­ротства, безработицу, бедность. Последняя таит в себе угрозу не только для широких масс граждан отдельных стран, но и для мира в целом. Нищета является лучшей почвой для терроризма. Однако существуют и еще большие угрозы. Так, из­за дестабилизации ситуации в Пакистане на наших глазах появится мир с десятками новых ядерных держав, а явление терроризма приобретет совершенно иной масштаб. Если доводить идею до логического завершения, получается апокалиптическая картинка: мировая экономика рушится, технический прогресс буксует, на смену демократическим ценностям приходит закон джунглей; по вымирающим городам носятся банды мародеров, не за горами ядерная война… Ждать всех этих ужасов, согласитесь, невесело. Однако и зацикливаться на них тоже не стоит, тем более что прежние поколения нытиков и пессимистов как ни ждали конца света, так его и не увидели.

Этот сценарий имеет принципиальное значение для нашей страны, поскольку она в высшей степени зависит от конъюнктуры сырьевого рынка. Впрочем, наиболее вероятное развитие сырь­евого сценария не сулит России в ближайшие годы ничего хорошего. Дело в том, что с замедлением мировой экономики неизбежно падает и потребность в углеводородах. Последствия такого падения спроса мы наблюдаем последние несколько месяцев, когда цена на нефть упала уже почти втрое.

Тем не менее эксперты Международного энергетического агентства весьма оптимистично заявляют о том, что после кризиса стоимость нефти вновь взлетит до 100 долларов за баррель, а к 2030 году может и вовсе достичь 200 долларов за «бочку». Они объясняют это тем, что эпоха дешевой нефти закончилась. У нефтяных компаний из­за кризиса попросту не будет денег на ввод в эксплуатацию новых месторождений и бурение новых скважин, а прокладка дорогостоящих трубопроводов вроде «Южного потока» становится и вовсе нерентабельной. Корпорации будут стараться максимально эксплуатировать старые месторождения, которые начнут быстро истощаться. Все это должно существенно сократить предложение сырья на рынке, а следовательно, и подтолкнуть вверх котировки. Впрочем, до того как стоимость черного золота вернется к пиковым значениям, пройдет еще лет десять. Время же «нефтяного отлива» необходимо использовать для консолидации активов в сырьевом секторе. Это время, безусловно, станет концом для небольших частных нефтяных компаний, однако углеводородные корпорации после кризиса окажутся только сильнее, аккумулировав все имеющиеся добывающие и перерабатывающие мощности.

«В результате кризиса в мире может появиться если не новая сырьевая сверхдержава, то, по крайней мере, государство, которое будет в значительной степени контролировать добычу и торговлю полезными ископаемыми, — говорит Анатолий Дмитриевский, директор института проблем нефти и газа. — Такой страной может стать Китай. Пекин уже заключил ряд соглашений о разработке месторождений в Африке и Иране. У китай­ских компаний прочные позиции в Средней Азии, в частности в Казахстане. В регион Латинской Америки китайцы пришли значительно раньше российских корпораций».

Эксперты Всемирного экономического форума говорят о том, что США потеряют статус мирового лидера и отойдут на второй план, а нового, равнозначного центра силы уже не появится. Мир станет многополярным, причем роль главных двигателей экономики наконец­то достанется развивающимся странам, в первую очередь так называемому БРИКу (Бразилия, Россия, Индия, Китай). Даже сами американцы, похоже, смирились с таким прогнозом: в докладе Национального разведывательного совета «2025 год. Мир после кризиса» говорится, что в ближайшие годы нас ждет беспрецедентный «перенос богатства и экономического влияния с Запада на Восток». По одним прогнозам, развивающиеся страны закроют границы от греха подальше и откажутся от западной модели развития. Тогда в лидеры выбьется Азия во главе с Китаем, и мир разделится на три экономических блока — Восток, Европа, Америка. Впрочем, и это еще не самый пессимистичный вариант. Американский публицист Патрик Бьюкенен, основываясь на статистических данных, сгущает краски: по его исследованиям, к 2050 году европейцы составят не более 10 % населения планеты, причем половина из них перешагнет 50­летний возрастной рубеж. А вот количество жителей Азии, Африки и Латинской Америки, напротив, увеличится на 3 — 4 миллиарда человек. Ислам начнет, как в старые времена, наступать на Запад; Китай вытеснит Россию из Сибири и Дальнего Востока; иммигранты в Европе и США начнут выдавливать коренное население. И тогда Западу придет конец, торжественно заявляет Патрик. Впрочем, по его мнению, европейцы сами виноваты — совершают «этническое самоубийство», увлекшись идеями гедонизма и теряя связь с традициями христианской культуры.

Есть, впрочем, и более оптимистичные взгляды в будущее: в отличие от экономических потрясений преж­них лет итогом нынешнего коллапса не станет переход влияния к какому­то конкретному новому полюсу силы. Напротив, как отмечает большинство экспертов, основным следствием текущего кризиса станет приостановление глобализации и регионализация мировой экономики. Это не значит, что мир в одночасье затянется железными занавесами. Так же, как и прежде, можно будет позвонить в другую страну, перевести деньги на другой континент. Но, например, использовать такие инструменты, как офшоры, станет гораздо труднее.

«Произойдет переход от глобализации к регионализации, — предрекает Михаил Делягин, директор института проблем глобализации. — Мир разобьется на региональные группы, и более активное развитие начнется уже внутри них. Возникнет несколько валютных зон со своими расчетными или даже резервными валютами. У России появится шанс стать центром притяжения для стран постсоветского пространства за исключением Прибалтики».

Сергей Бегляк
№67(22477)
17.04.2009