«Название «Гостья» мне приснилось»

Накануне личного юбилея худрук «Гостьи» Елена Обухова рассказала «Речи», как лазала по чужим огородам и училась петь у цыган
«Создание ансамбля «Гостья» началось с того, что я направилась в педагогический институт, — вспоминает Елена Обухова. — Обошла несколько аудиторий, в которых агитировала студенток прийти ко мне в ансамбль — естественно, для подкрепления слов приходилось везде петь. Помогло. На первое занятие ко мне пришли семь студенток. В этом составе мы и начали заниматься. А месяца через три в ансамбле было уже двенадцать участников». Накануне юбилея корреспондент «Речи» попросил создательницу и художественного руководителя государственного ансамбля «Гостья» рассказать, как все начиналось, чем продолжалось и куда ведет.

«Я много где была, от Финляндии до Новой Зеландии, и нигде не встречала другой реакции, кроме радости и восторга. Знаете, я пришла к выводу: мы, веселые русские женщины, просто не можем не нравиться», — убеждена Елена Обухова, чей ансамбль в последние годы стал лицом Вологодской области, представляя ее на различных международных мероприятиях по всему свету.

В юношеские годы она подавала большие спортивные надежды — четыре года была капитаном школьной волейбольной команды. Волейболисткой не стала, зато навсегда осталась капитаном, каким бы делом ни занималась. Училась на аккордеонистку, за границу в составе ансамбля впервые выехала как исполнительница на трещотке, песни пела разные (романсы, эстрада, народные) и в разных местах, от площадей и дворцов культуры до ресторанов. «Я абсолютно уверена, что мама с папой родили меня, чтобы приносить людям радость. Я занимаюсь этим уже тридцать лет подряд, надеюсь, превратилась в профессионала своего дела. Естественно, в своей жизни я ни о чем не жалею». Накануне юбилея, который будет широко отмечаться в ГДК «Аммофос», корреспондент «Речи» попросил создательницу и художественного руководителя государственного ансамбля «Гостья» рассказать, как все начиналось, чем продолжалось и куда ведет.

— Я родилась в поселке на берегу реки Сухоны неподалеку от Великого Устюга. Там у меня до сих пор живет множество родственников. Мой папа работал машинистом башенного крана в леспромхозе — сплавлял лес по реке. До 9 лет я училась там. С раннего детства я была очень самостоятельным ребенком. Жизнь заставила. Папа работал в две смены, и дома его практически не было, а мама зарабатывала квартиру в Череповце (о том, почему мы решили переехать сюда, расскажу позже) и находилась здесь. То есть все хозяйство на мне. Пока рыбы с утра не наловлю, в школу не иду. Однажды мне крючок вцепился в палец, сама вытащить не смогла. Так и пришла в класс с окровавленной рукой, торчащим из пальца крючком, а сзади удочка волочилась.

— Однажды родители приехали сюда к родственникам, и город им очень понравился — большой, индустриальный, живой и энергичный. Почти сразу они решили, что будут здесь жить. Меня привезли в Череповец в четвертом классе. Сначала был кошмар — я, как всякая девочка из глубинки, очень сильно окала. По природе я была боевой и активной, но в классе меня задразнили этим оканьем, я замкнулась и буквально слово боялась сказать. Но вот однажды меня отправляют на каникулы в Великий Устюг к родственникам, среди которых десять (!) двоюродных братьев. И я с ними все лето — гоняла на мотоцикле, ходила на рыбалку, лазала огороды «грабить» и прочее. В Череповец я вернулась другим человеком — тут же «построила» весь класс. Потом пришла в самодеятельность и с аккордеоном в руках представляла свою школу на разных конкурсах.

— В детстве у меня получалось хорошо по­ставленным голосом, а главное, громко читать со сцены стихи. В школе это активно использовалось — ни одна школьная линейка или партийное со­брание не обходилось без меня. У нас было трио — я в середине, а два старшеклассника с барабаном и знаменем по бокам. Мы выходили перед собранием, и я принималась под барабан читать какое­нибудь патриотическое стихотворение. Особенно удавалась концовка. Я как гаркну «Ленин, родина, партия» — все вставать начинали. После этих моих выступлений моим родителям все напропалую стали советовать отдать меня в музыкальную школу. Любовь к народной песне пришла в детстве. В соседнем доме у моей тетки, у которой я жила некоторое время, квартировал настоящий цыганский табор. Я в нем находилась целыми сутками — пели, танцевали около костра. Естественно, родственники ругали меня за это. Однажды мы с моей подружкой­цыганкой Луизой шли вместе с табором по дороге, а навстречу показалась моя тетка. Я говорю: «Луиза, спасай. Если тетка заметит, меня запрут дома». По бокам дороги густой стеной рос шиповник, и мы с Луизой прыгнули в него и сидели, пока тетка не прошла мимо. Кусты колючие, ободрались все, но за то, что она прыгнула со мной, я ей была очень благодарна — сама бы я вряд ли осмелилась.

Учиться в музыкальной школе (по классу аккордеона) я начала только в Череповце. Мне посчастливилось позаниматься у всех музыкальных знаменитостей города.

— Пять лет я отыграла в оркестре «Гармоника», столько же отпела в «Прялице». Петь я любила куда больше, чем играть на аккордеоне. Мне кажется, и получалось гораздо лучше. Поработала некоторое время завучем в Доме культуры, успев понять, что я не педагог. Директор Лариса Лазарева сказала мне: мол, любишь петь и не хочешь работать педагогом, так создай ансамбль русской песни. На дворе шел 1991 год. Мне выделили полторы ставки — ставка руководителя и полставки аккомпаниатора. На другой день после этого разговора я направилась в педагогический институт. Обошла несколько аудиторий, в которых агитировала студенток прийти ко мне в ансамбль — естественно, для подкрепления слов приходилось везде петь. Помогло. На первое занятие ко мне пришли семь студенток. В этом составе мы и начали заниматься. А месяца через три в ансамбле было уже двенадцать участников. Кстати, название «Гостья» мне приснилось. Я долго ходила и придумывала, но однажды проснулась утром, и само собой вырвалось слово.

— Я не согласна с тем, кто говорит, что нынешняя молодежь, которая слушает совершенно иную музыку, никогда и ни при каких условиях не вернется к фольклору. Следовательно, русская песня вскоре умрет. Не верю. В нашем человеке тяга к русской песне существует на генетическом уровне, в чем я неоднократно убеждалась. Нужно правильно подать молодежи русскую песню, и молодежи понравится. Когда мы выступаем на больших площадях, мы часто поступаем так: после нескольких классических песен пускаем одну а капелла. Бабушек это не трогает, зато видно, как у 18­летних загораются глаза. Они такого действительно никогда не слышали. Считаю, что сегодня русский фольклор переживает подъем, если не сказать — взрыв. Фольклор должен быть разным — классическим и чистым, переработанным в современных ритмах, даже в рок­обработке. Почему нет? Свою задачу я вижу не только в том, чтобы сохранить фольклор, но и в меру сил его развить.

Сергей Виноградов
№21(22431)
06.02.2009