Череповецкая синагога

Словарь Брокгауза и Ефрона гласит: «Синагога (греч. synagoge — собрание, соединение, союз) — молельный дом в еврейской религиозной традиции. На иврите синагогу обычно называют «дом собрания», но есть также названия «дом молитвы» и «дом учебы», которые свидетельствуют о ее многофункциональности: в синагогу приходили не только для того, чтобы принять участие в богослужении, она была также местом собраний и учебным центром». Сегодня мало кто знает о том, что на углу между Домом­музеем Верещагиных и зданием ЧГУ (там, где сейчас пустырь) в 20­х годах прошлого века располагалась синагога…
По данным Всероссийской переписи населения 1897 года, в Череповце проживало 6948 человек. Подавля­ющее большинство (6837) — представители «титульной» нации, то есть великороссы и малороссы. Однако среди жителей города было 23 немца, 18 поляков и 48 евреев. Были немногочисленные представители других национальностей, которых можно отнести в графу «прочие».

Итак, 48 евреев — 11 семей, а также несколько человек, которые жили одиноко. Что касается вероисповедания, то приверженцами иудаизма считали себя 46 человек. Кем являлись оставшиеся двое, мы не знаем. Возможно, они перешли в православие или вообще считали себя атеистами.

Род занятий у «коренных» евреев был разным. Так, череповецкий мещанин Михаил (Хаим) Соломонович Руда, владевший двухэтажным деревянным домом по улице Дворянской, был зубным врачом. На этой же улице жили его «конкуренты» — Анатолий Соломонович и Любовь Соломоновна Сегалы. Был у них еще и младший брат, Моисей, который выбрал профессию часовщика.

Жили в Череповце и ремесленники — портной Шмулевич, скорняк Скегин. Разумеется, были и торговцы. Аарон Анисимович Пиль, проживавший с семьей на улице Покровской, Мендель Земкович Менделевич с улицы Казначейской вели розничную торговлю.

С 1918 года в Череповец начинают приезжать евреи, проживавшие ранее на территории Западной Украины и Западной Белоруссии, отошедших теперь к Польше, из Курляндской и Виленской губерний, превратившихся в новые государства. Собственно, в этом нет ничего удивительного, потому что именно в тех местах наиболее часто случались погромы. Конечно, нельзя сказать, что в Череповце — вначале уездном, а потом и губернском центре — царила идиллия. Был и концентрационный лагерь для офицеров, был комиссар Башмаков, расстрелявший за «контрреволюцию» даже родного дядю, была поскотина за Ягорбой (ныне там находится управление образования), где расстреливали участников крестьян­ского восстания… Но все­таки у нас не воевали, а о том, что может быть такая вещь, как еврей­ский погром, — слыхом не слыхивали! Вообще, не припомнить ни одного по­грома, который бы произошел на территории России. В основном это была либо Малороссия, либо другие национальные окраины. Возможно, кто­то скажет, что были погромы, проводившиеся «черносотенцами». Например, в августе 1914 года в Вологде, во время «верноподданниче­ской» манифестации по случаю начала Первой мировой войны, когда погибли несколько человек. Однако эта манифестация была антигерманской, и во время ее проведения пострадали все, кто не понравился пьяной толпе…

Из 33 человек, прибывших в Череповец в период с 1918­го по 1920 год, только четверо были из пределов самой России. Двое (муж и жена) из города Малоярославца Калужской губернии и семья (опять же из двух человек) из Белозерска. Правда, последних нельзя рассматривать как беженцев: это врачи, получившие повышение по службе — они были переведены в губернскую больницу.

Если рассуждать с чисто прагматических позиций, город сделал очень ценное приобретение. Прежде всего, центр новоявленной губернии, испытывавший потребность в грамотных специалистах, получил девять образованных служащих, которым сразу же нашлось дело в обширной бюро­кратической системе. Что греха таить: количество бюрократов в республиках всегда больше, нежели при монархиях, но куда от этого денешься.

Среди приезжих были часовщики, граверы, фотограф, сапожники и портные. Были и медики — детский врач Фаина Александровна Злоткевич, фельдшер и фармацевт Исаак Маркович Атнер. Были, разумеется, и торговцы — пять человек. И коль скоро им удалось наладить собственное дело — значит, и они были нужны.

Посему приезжие довольно быстро обустроились на новом месте и «вписались» в повседневную жизнь нашего города. Ну а то, что они исповедовали иную религию, — так это вопрос другой.

Появление эмигрантов увеличило количество евреев в городе и привело к созданию их собственной религиозной организации. Первоначально она существовала «нелегально». Думается, сами верующие не особо задумывались, что их молитвенные собрания являются незаконными. Однако это не укрылось от взора властей. И в марте 1923 года из Череповецкого губернского отдела юстиции на имя начальника милиции последовало распоряжение: «До сведения губюста дошло, что в городе Череповце существует еврей­ская молельня, не принятая в свое пользование и заведование подлежащей религиозной общиною, как требуется декретом от 23.01.1918 г. «Об отделении церкви от государства». Посему губюст просит губмилицию провести надлежащее расследование, а если такие еврейские молельни действительно существуют, то временно закрыть, впредь до принятия религиозною общиною порядка, установленного Наркомюстом, путем заключения общиною верующих надлежащего договора с представителями Советской власти».

Если перевести этот документ на более доступный язык, то еврейская религиозная община должна была выполнить следующие условия. Во­первых, провести собрание верующих и избрать «церковную двадцатку» — т. е. руководство общины с председателем и казначеем в составе. Во­вторых, заключить договор с губернским исполнительным комитетом. Для этого следовало иметь собственный устав и список учредителей. В­третьих, составить проект будущей синагоги, согласовать его с властями, найти место под строительство и отстроить здание.

Нужно сказать, что никаких репрессий по отношению к верующим не последовало. Это были еще относительно «либеральные» годы, и советская власть на тот момент активно поддерживала различные религиозные объединения. Разумеется, не из уважения к Конституции, где была прописана «свобода совести». На самом деле поддержка оказывалась для того, чтобы внести раскол в ряды идеологического противника — Русской Православной Церкви.

После соответствующего уведомления было проведено общее собрание членов еврейской религиозной общины, на котором было избрано руководство. Председателем исполнительного комитета стал Михаил Маркович Боханек, часовщик. Членами — Соломон Моисеевич Скегин, меховщик, и Михаил Соломонович Пятов, служащий. Именно они готовили все учредительные документы.

27 июня 1923 года в череповецком губернском отделе управления был зарегистрирован устав череповецкой еврейской общины. Главной задачей общины было указано «объединение граждан города Череповца и его окрестностей, отправление обрядности еврейского религиозного культа, духовные беседы, еврейское образование и благотворительная деятельность». Кроме того, говорилось, что «членом религиозной общины может быть каждый гражданин, принадлежащий к данному культу».

К уставу был приложен список членов религиозной общины, состоящей из 77 человек. Список, вероятнее всего, был далеко не полон. Сложностей с помещением не возникло. Бася Рафаиловна Златкович, вдова череповецкого купца, передала в распоряжение общины участок земли на углу улиц Социалистической и Карла Либкнехта, где находилась принадлежавшая ее семье баня. Были подготовлены чертежи, и после их утверждения в горисполкоме началось строительство.

5 сентября 1924 года здание синагоги было осмотрено комиссией, состоящей из представителя губернского отдела местного хозяйства Г.П.Тихомирова и техника Д.И.Кадобного, которые, «осмотрев строение, находящееся в 31 квартале по месту № 6 по улице Карла Либкнехта, нашли: дом деревянный, одноэтажный на каменных столбах, под деревянной крышей, размером по улице — 12,00 м, в глубину участка 8,53 м, высотой 4, 26 м, с тесовой пристройкой под сени размером 1,50 х 3 м. Окончательно не достроена — нет печей».

Печи в конце концов были сложены, и моления начались. Правда, нормальной религиозной жизни мешали бюрократические препоны. Например, каждые два года следовало продлевать договор, представляя властям список членов религиозной общины, и быть постоянно готовыми к тому, что в молельню в любой момент могут прийти представители власти. Периодически составлялась опись имущества, находившегося в синагоге. Например, в молельне на улице Карла Либкнехта находилось имущество:

1. Бикма (стол деревянный под орех с 2­мя тумбами).

2. Орикейдешь, киоск — типа шкаф (деревянный, под орех ) — 2.

3. Престол деревянный.

4. Диван деревянный с локотниками — 2.

5. Скамейка деревянная — 1.

6. Стол деревянный простой.

7 — 8. Люстра электрическая.

9 — 10. Патронов висячих — 1, стенных — 2.

11. Стенные часы.

12. Покров на «бикме» плюшевый.

13. Покров на престол.

14. Завеса к «орикейдешь» белого бархата.

15. Свиток законов пергамент, Пятикнижие.

16. То же.

В 1930 — 1931 гг. началось новое наступление на религию. И теперь уже закрывались все храмы, независимо от их принадлежности. При этом верующим «ненавязчиво» объясняли, что они должны «добровольно» передать свои здания государству.

Протокол общего собрания религиозной общины города Череповца от 11 марта 1931 года, подписанный председательствующим М.Боханеком и секретарем Зельцманом, свидетельствует о том, что на нем присутствовали только 11 человек. На повестке дня стоял единственный вопрос — о передаче здания в пользу городского совета. Собрание постановило единогласно: передать молельню в пользу городского совета с объявлением об этом в газете «Коммунист».

Совет рабочих и крестьянских депутатов Ленинградской области, в которую входил в 1927 — 1937 годах Череповец, с удовольствием констатировал: «Принимая во внимание, что на пользование еврейской молельни желающих не нашлось, считать молельню ликвидированной под общее пользование народа».

В молельне было устроено общежитие для студентов­заочников речного техникума, которое просуществовало до 1950­х годов.

Евгений Шалашов, кандидат филологических наук, доцент кафедры истории Чгу № №73(22236)
Газета "Речь" от 22.04.2008