«С мальчишками, с мужчинами мне всегда проще»

Так говорит Наталья Черняева, и в то же время именно она возглавляет самую женскую общественную организацию Череповца — Союз женщин. Основная ее работа — председатель профкома цехов управления главного энергетика ОАО «Северсталь». В Наталье Николаевне как­то очень естественно сочетаются доброта, стремление помочь страждущим, нежная любовь к мужу и сыну, к родным — и решительность, упорство, умение настоять на своем. Многое в ней — от отца и братьев.
— Наталья Николаевна, многие дети мечтают о старшем брате. У вас их было даже два.

— Действительно, я всегда чувствовала себя очень защищенной. У нас, правда, и двор был очень дружный, но меня никто не трогал: два старших брата!

— А не случалось, как в стихотворении Барто:

Я свою сестренку Лиду

Никому не дам в обиду!

Я живу с ней очень дружно,

Очень я ее люблю.

А когда мне будет нужно,

Я и сам ее побью.

— Да! Именно так и было со средним братом, Толей: он все время пытался меня воспитывать. А я ни в чем уступить не хотела. Попадало мне от него порой. Мы и подраться могли, и тапки у нас вечно летели… Но папа (звали его Николай Андреевич Поклад) всегда говорил: «Ты ее защищать должен, а воспитывать буду я. Тебе право воспитания не дано». И Толя побаивался обидеть сильно — могу ведь и папе рассказать.

А старшим братом я очень гордилась. Помню, когда он служил в армии, в Горьком, и ему присвоили звание старшего сержанта, мы поехали к нему в часть на машине. У меня, десятилетней, было столько гордости! И за него, и за нашу семью. Владимир меня тоже очень любил, всегда защищал. У нас и сейчас очень теплые отношения, хотя он остался на родине — в Белоруссии, в Молодечно, а я здесь.

— Вы были в семье любимым ребенком?

— Все лучшее отдавалось мне… И во всех домашних играх (лото, «девяточка»…) папа всегда подсаживался ко мне, помогал. Уборка лежала на плечах братьев, я стала домом заниматься, когда Владимир уехал, а Толя в армию ушел. Единственное, за что я на папу обижалась — что он меня на охоту не брал. Пыталась не спать, но отрубалась под утро и не слышала, как он уходил. Но всегда приносил мне гостинец от «зайчика», от «белочки».

— Но вы не выросли «маминой дочкой».

— С мамой мы были очень близки. Но меня всегда тянуло к технике, к мужским профессиям. Отец рано научил меня водить машину (сам он работал водителем грузовых автомобилей, и братья тоже начинали водителями), а после 8 класса я пошла в политехниче­ский техникум на специальность «Парогенераторные и турбинные установки тепловых электростанций».

— Ух ты!.. И не выговорить без разбега.

— Да… У нас в группе было всего четыре девочки. А папа очень хотел, чтобы я пошла в пищевую промышленность. Но как я ни любила его — не по­слушалась. И отпускать меня из города не хотел, но я выбрала распределение в Брест. А в 82­м году оказалась в Череповце: заболела мамина сестра, и нужен был уход. Теперь здесь тоже много друзей, дружим семьями, ездим в гости друг к другу на дачу…

— Ваша активность, стремление участвовать в жизни, что­то менять в ней, наверное, из детства. Вы были инициатором дел или сорвиголовой?

— Помню, в пятом классе пришел к нам домой учитель немецкого языка — жаловался (кажется, я урок сорвала). Папа очень меня тогда ругал: «Мне стыдно, что учитель, мужчина, не смог совладать со школьницей!» С братьями подобных случаев, по­моему, не было. Любимые игры моего детства — футбол и «в пикаря» (палки сбивать). Но вообще я всегда любила быть в гуще событий, общественной работой занималась.

— Сейчас, став взрослой, какие черты характера отца вы в себе отмечаете?

— Папа был волевой человек, настойчивый. Хозяин в доме («Мы посоветовались, но я решил» — это о нем). Добрый, но мог и жестко сказать. Теперь сама ощущаю в себе что­то от мужского характера. Внукам, правда, он позволял все! А я его побаивалась. Эмоциональный, мог и вспылить. Но признавал свои ошибки, мог даже перед нами, детьми, извиниться, если не прав.

— За что, например, извинялся перед вами?

— Когда я училась в техникуме, на третьем курсе, мы, как водится, в сентябре поехали на картошку. Как­то вечером сидим в комнате все вместе, песни под гитару поем, разговариваем. Вдруг заходит преподаватель, видит, что одна девушка сидит у парня на коленях — возмущается, кричит и требует, чтобы я как секретарь комсомольской организации техникума сообщила об этом «непотребном» факте админи­страции. Дома я стала рассказывать, а папа, недослушав, решил, что это я себя так веду, вспылил, даже, кажется, подзатыльник отвесил (до этого никогда меня не трогал). Было, помню, очень обидно: я же взрослая девушка, 18 лет! Но потом мы с мамой побывали в техникуме, она убедилась, что моей вины нет. И папа сказал: «Я тогда на обед приехал, торопился, не разобрался. Извини».

Вообще­то, как я теперь понимаю, он очень за меня беспокоился. На танцы отпускал, но дома я должна была быть в 11 вечера (если я шла с братьями, то разрешалось дольше). И никакие «обстоятельства» (автобус опоздал или еще что­то) не принимались. Поставит будильник на 11 часов, сидит на кухне и ждет…

— К своему взрослому сыну вы относитесь так же?

— Во многом, наверное, да. Иногда думаю, что могла бы быть матерью и помягче… Но и доброту свою ощущаю! Он у меня один, но в детстве всегда говорил: «У меня будет много детей!» Хочет, чтобы жена была «домашней» — может, оттого, что меня вечно дома нет, а может — гены деда. Мой папа любил, чтобы вся семья ужинала вместе; по выходным у нас всегда был праздничный обед — в зале, за круглым столом.

— Мне показалось, что вы характер свой считаете более мужским, о чем немного сожалеете. Это так?

— Пожалуй, да. Иногда и пожалеть себя хочется… Просто быть слабой.

— Что­то мешает этому?

— Не знаю… Нет, это неплохо, что могу за себя постоять. Профессия свой отпечаток тоже накладывает: я ведь 18 лет в надзоре за эксплуатацией энергооборудования отработала, среди мужчин. Считала, что должна быть готова ко всему, не могла показать свою слабость. И в семье больше хозяин — я, видимо, больше инициативы беру на себя (хотя мама предупреждала, что не надо так делать). Машину вожу. Нет, если колесо менять придется — конечно, муж будет менять… Но если его рядом не окажется — и сама сделаю.

— Наталья Николаевна, как бы вы определили: что самое важное папа делает для девочки?

— Папа — он и есть папа. Хозяин в доме. Папа — это защита, забота. Помню, как я позвонила из Череповца — «Хочу выйти замуж», он сразу маме: «Валя, собирайся, едем». Ему было важно посмотреть, что и как. Благодаря папе у меня было очень хорошее детство — и в материальном плане, и, скажу так, в душевном. Папа — это решение всех проблем…

— Честно говоря, общаясь с вами не первый год, я не заметила, чтобы вы пытались решение проблем переложить на кого­то…

— Конечно, любой выбор в жизни был и остается моим выбором. Профессия, замужество, смена работы, в детстве — увлечения… Я неточно выразилась. Помните время всеобщего дефицита, ничего не достать, не купить? Папа всегда помогал. Замуж я вышла — он все, что нужно, купил и мне прислал. Вот в этом смысле.

— А что ваш папа делал, чтобы вы умели и могли сами решать проблемы?

— Он так говорил: «Прежде чем принять решение — обозначь для себя все стороны вопроса, продумай послед­ствия». Смешной пример вспомнился: мы любили иногда сыграть в карты, и даже здесь он меня учил продумывать все наперед, разбирал некоторые ходы. Помню такие его слова: «Даже шестерку иногда оставь — может пригодиться». И действительно, в жизни так и бывает.

…Часто думаю: жизнь­то вообще штука хорошая! И все у меня есть для счастья: семья — муж, сын, родные; любимая работа, общественная деятельность, много друзей, роскошь человеческого общения. Невыразимо груст­но, что папы нет с нами, но он очень много оставил мне. И в первую очередь — именно отношение к жизни, оптимистическое ее восприятие.

Ирина Ромина
№ №66(22229)
Газета "Речь" от 11.04.2008