Чтобы не было за державу обидно

Претендент на «Оскара» Никита Михалков за неделю до цере привез картину «12» в Вологду
«Вся культурная основа, вся духовная жизнь, вся корневая система находятся здесь, в глубинке. Была бы моя воля, я бы каждые две недели заседания правительства в новом городе проводил. Парадоксальная ситуация: вся страна знает детали развода Пугачевой и Киркорова, но Пугачева и Киркоров не знают, что происходит в Великом Устюге, и узнать им об этом неоткуда».

После показа состоялось продолжительное общение с публикой, завершившееся на ночь глядя. «За ним кто­нибуд записывает?» — шепотом поинтересовался восхищенный красноречием гостя первый заместитель губернатора Иван Поздняков у главы области Вячеслава Позгалева. К счастью, таковые нашлись — корреспондент «Речи» присутствовал в зале и, выражаясь терминологией судопроизводства (фильм­т о присяжных заседателях), на манер судебного секретаря тщательно конспектировал «показания» зрителей и самого Михалкова. Предлагаем вашему вниманию самый полный протокол беседы.

— Уважаемые зрители, не надо аплодисментов… Я бы хотел, чтобы впечатление о фильме было не мгновенным, а долгосрочным. Мы хотели снять картину о себе, о нас. Меня спрашивают: «А в жизни реален такой финал, как в фильме?» Я говорю: нет, не реален, но я хочу, чтобы так было. Очень просто взять камеру и снимать нашу повседневную жизнь, а потом выпустить фильм с названием «Так жить нельзя». Пойдите в детский дом, на вокзал, в ночлежку, в тюрьму. Наснимать того, что может отвратить от жизни, — полно вокруг. Смысл, ради которого мы снимали фильм «12», таков: да, проблемы есть, но мы должны о них думать и разговаривать. Для меня в этой картине не столько ответ важен, сколько вопрос. Я был абсолютно убежден, что эта картина для внутреннего пользования и только нашему народу будет интересна. Меня удивила реакция зрителей в Венеции. Они не слышали замечательного говора Петренко, акцента Газарова — просто читали текст.

После премьеры в Москве был банкет, на него пришло очень мало народу. Огромное количество людей объяснили потом мне это так: выпить всегда успеется; хотелось после просмотра фильма с этим ощущением пожить.

— Пьесу «12 разгневанных мужчин» вы, как известно, инсценировали еще в студенческие годы. Теперь вот фильм. Откуда такая любовь к этой теме?

— Честно говоря, не знаю. После «Сибирского цирюльника» я не снимал восемь лет. Мог бы снимать, но не хотелось трепаться. «…Цирюльник» так выжал нас всех, что нужно было время, когда захочется сказать. И лучшим разговором мне показалась экранизация этой пьесы, хотя, согласитесь, от одноименного фильма Сидни Люмета в моей картине мало что осталось. У американцев это история о торжестве закона, у нас — о милосердии, которое иногда бывает выше закона. Русский человек генетически не любит жить по законам. Я вовсе не говорю, что это хорошо, но мы должны это учитывать, даже когда сочиняем новые законы. Они должны быть понятны русскому человеку, даже на фольклорном уровне. У нас сказки какие? Жили­был три брата, два умных, один дурак. Умные работают всю жизнь, и у них ничего нет, а дурак лежал на печи — печь поехала, женился, денег заимел. Вот жизнь. И мы всегда больше рассчитывали на золотую рыбку, чем на кого бы то ни было. Помните Егора Гайдара? Наверняка образованный человек, без бумажки говорил. Но непонятно, чего говорил. А теперь возьмите последнюю пресс­конференци президента — на фольклорном уровне разговор шел с народом.

— Хочу сказать спасибо за фильм «12» и другие ваши картины. Вопрос простой: какие ваши творческие планы?

— Я снимаю сейчас «Утомленные солнцем­». Это два больших фильма и двенадцать серий для телевидения, выходить они будут, если бог даст, не одновременно. В обоих снимаемся я, моя дочь Надя, Меньшиков, Артур Смольянинов, Дима Дюжев, Мерзликин. Кстати, «12» тоже выходит сейчас в виде четырехсерийного телефильма — это не просто обрывки киноверсии, туда войдут и сцены, которых в фильме нет.

— Я отвыкла от хорошего российского кино, потому что оно сейчас по большей части про уродов, и поменьше про людей. Ваш фильм, по счастью, про людей. Голливуд помог Америке подняться во времена Великой депрессии, итальянское кино после войны тоже подставило плечо Италии. Как вы думаете, почему наше современное кино не берет на себя эту миссию?

— Очень точный анализ. Америку сделало американское кино: кино создало образ Америки, и страна стала ему подражать. Советское кино тоже во многом было таким же. Потом, когда стало можно снимать по­другом и про другое, в наших режиссерах пробудилось нечто ребяческое. Ура, родители уехали, можно взять мамины бусы и папины сигареты, и ничего за это не будет. Ведь про уродов снимать проще. Можно сказать: «А я так вижу». Снимая про уродов, не надо ничего знать и понимать. Делать кино про людей — это совсем другой труд, другой опыт и другие внутренние затраты. Одна из самых больших современных проблем в том, что цивилизация бежит впереди гуманизма. Приведу простой пример. Представьте летчика: сидит за столом, пьет кофе, его вызывают на взлетную полосу. Взлетел, поднялся на 11 тысяч метров, компьютер просчитал цель, летчик нажал на кнопку, от самолета чего­т отвалилось, а он полетел домой допивать кофе, который оставил. И что там творится внизу — руки, ноги, мертвые дети и женщины, — он этого не знает и спит спокойно. И вся его война — это компьютерная игра, не больше. Уважение к личности потерялось.

— Никита Сергеевич, а почему в фильме «12» вы сделали мальчика чеченцем? Это из­з того, что чеченца зритель будет больше жалеть, чем русского мальчика? Мы ведь всегда отчего­т больше переживаем, когда попирают права национальных меньшинств.

— Дело не в том, чтобы этого мальчика, которого судят, было более жалко. Нам нужно было очертить эту проблему, потому что она серьезная и требует обсуждения. Посмотрите сериалы, которые показывают по телевизору: с экрана воспитывают в жителях серединной России неприязнь к жителям Кавказа. И это в итоге может плохо кончиться. Там, в фильме, есть фраза, которую произносит герой Маковецкого по адресу подсудимого чеченца: «Какой­никако, а человек». Эта чудовищная по сути фраза пролетает сквозь зрительный зал, не задев никого, потому что в зале так думают все.

— В вашем фильме двенадцать присяжных заседателей, и все мужчины. Почему?

— Женщины в картине есть, но среди присяжных их и вправду нет. Я был бы сильно ограничен в лексиконе. (Аплодисменты.)

— Глядя вам в глаза, хочу сказать спасибо за ваше творчество. Ваш Сергей Сергеевич Паратов из «Жестокого романса» — по­моем, каждая женщина, и не только в Вологде, хотела бы видеть такого мужчину рядом с собой. Мой вопрос не очень глобальный. Я работаю в сфере культуры; вы не в курсе, будет ли в культуре свой национальный проект вроде того, как в здравоохранении?

— Это то, о чем я мечтаю. Обязательно должна быть национальная культурная программа, равно как и программа развития малых городов России. Это чрезвычайно важная вещь. Скажем, ту же макроэкономику можно развивать только в Москве и Санкт­Петербург, вбухивать туда миллиарды, и в мире мы будем иметь потрясающий рейтинг и показатели. А вроде как Саратов или Вологда умрут — бог с ними, они далеко. Нужно понимать дыхание страны, сознавать, что провинция — основа безопасности страны. Вся культурная основа, вся духовная жизнь, вся корневая система находятся здесь, в глубинке. Была бы моя воля, я бы каждые две недели заседания правительства в новом городе проводил. Парадоксальная ситуация: вся страна знает детали развода Пугачевой и Киркорова, но Пугачева и Киркоров не знают, что происходит в Великом Устюге, и узнать им об этом неоткуда.

Губернатор Вологодской области Вячеслав ПОЗГАЛЕВ:— Мне Никита Сергеевич рассказывал о будущей картине еще тогда, когда он ее задумывал. Он тогда высказался так: «Фильм должен взорвать общественное мнение». Так и произошло. Кроме прекрасной игры актеров, отличного сценария и великолепной режиссерской работы, ценность фильма в том, что он дает нам шанс. Показывает, что у нас есть шанс остаться людьми. Фильм призывает думать — мы слишком заняты сегодня, торопимся, бегаем. И подчас нет времени остановиться и подумать.

Сергей Виноградов
№33(22196)
22.02.2008