Дайте жалобную книгу

«Речь» предложила известным представителям череповецкой культуры сказать своим зрителям все, что о них думают
Язык артистов — чистое искусство, язык зрителей — овации или непригодные в пищу помидоры. Впрочем, зрители имеют и другие способы высказаться: «плюнуть» чернилами в книгу отзывов, лежащую на выходе из зала, или на ее же страницах излиться славословием по поводу увиденного представления. В День культуры Вологодской области (кремлевским указом прошлого года замененный на мартовский день культуры России), «Речь» подсунула артистам книгу жалоб на зрителей. После вежливых «ну да что вы» и «как можно» культурный цех пошел строчить «кляузы» на кормильца­зрителя — только успевай исписанные страницы перелистывать. Накипело.

Еще Чехов, протирая пенсне накрахмаленным платочком, замечал: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Отдавая со сцены прекрасную душу и прекрасные мысли, артисты совершенно справедливо ждут от зрителей соответствующей отдачи. А те частенько в джинсах, грязных ботинках, и разит от них табачищем.

Для Татьяны Макаровой первые месяцы работы главным режиссером в отреставрированном Камерном театре стали открытием. Открытием человеческой нечистоплотности и неуважения к чужому труду. Строили театр, строили, всем миром, казалось, день открытия приближали, как могли, и вот… Жвачка намертво прилеплена к креслу. Напиток неизвестного происхождения нарисовал на мягком сиденье контуры Южной Америки. А главное — горы подножной грязи, включая шелуху от семечек. Того и гляди придется ввести лопату в инструментарий уборщицы.

«Идут в новый театр, восхищаются его блеском и красотой, а на ногах тащат весь песок Советского проспекта, — негодует Татьяна Макарова. — Партия детей побывала на сказке — надо успеть вымыть до следующего спектакля. У нас уборщицы думали увольняться — все руки обломали. Некоторые школы приучены ходить со сменной обувью — пришли, переодели. Это все от педагога зависит. А родителям вообще грех: взять для ребенка сменные туфельки, чтобы ноги не прели полтора часа в сапогах, — это же элементарно».

Дум этот звон на ударников сцены наводит много, и все сплошь нецензурные. Мобильный телефон — бесспорный и непобедимый враг искусства. Как же несчастным артистам, которых то и дело выводит из себя и из драматического образа проклятый писк, объяснить публике доходчиво, но вежливо, что, едва дрогнет занавес, следует нажать кнопочку «выкл.»? Всяк здесь поступает по­своему. Питерский театр имени Ленсовета берет голосом кумира: не кто иной, как Константин Хабенский перед каждым спектаклем театра желает видеть почтенных зрителей «вне зоны действия сети». В Вологодском театре для детей и молодежи с абонентами говорит сам режиссер. По сути, спектакль начинается за пару минут до официального срока. «Отключите, пожалуйста, мобильные телефоны. (Звон телефона в записи.) Да­да, я к тебе обращаюсь, и ты отключи телефон».

Однако самый действенный способ борьбы против аппаратов беспроводной связи — высмеять неподчинившегося владельца. Артисты, заслышав писк в зрительном зале, нередко обыгрывают его в рамках пьесы. Их череповецкие коллеги только готовятся пустить в ход это страшное оружие. «Все не во­время они звенят. В какой­нибудь напряженный психологический момент, когда особо не до шуток», — признается Татьяна Макарова.

Руководитель Губернаторского оркестра русских народных инструментов Галина Перевозникова прогресс приветствует и обиды на зрителей не держит. Ее дирижерской палочке подчиняются не только оркестранты… «Начиная концерт, мы всегда вежливо напоминаем слушателям о том, что нужно отключить мобильные телефоны, — говорит она. — Я уверена: когда к человеку обращаешься с прось­бой, он откликается быстрее, чем если предъявляешь ему претензии. И потом, театральная публика и музыкальная публика — совершенно разные. Театр — это зрелищное мероприятие, музыкальное представление — интеллектуально по сути своей. У нас люди ведут себя иначе». Зритель существует большой и маленький. Большой — это всеохватный образ российского любителя музыки. Он безупречен и отлично осознает, куда пришел. Тогда как от маленького, то бишь отдельного, зрителя всякого можно ждать. То ворвется в зал с опозданием в четверть часа, спотыкаясь в темноте; то пританцовывая — приспичило — продвигается к выходу, в туалет… По ту сторону рампы это видят и раздражаются — сами признались. Однако останавливать концерт и произносить гневную тираду маленькому зрителю — последнее дело. «Артист не должен устраивать базар, выяснять отношения со слушателем. Ни к чему хорошему это не приведет. Воспитательную работу артисты ведут качеством своего исполнительства, и все».

«Сидит в зале два зрителя или двести двадцать два — мы всегда должны работать на полную катушку. Не ждать от слушателя одобрения и быть готовыми ко всему». Такие слова говорит руководитель камерного хора «Воскресение» Сергей Зуев своим хористам и ученикам. Слова красивые и справедливые, но и они иногда уходят в песок. Организм творческого человека устроен таким образом, что в качестве топлива для вдохновения порой необходимо одобрение окружающих. Зал же, по арт­терминологии, может быть «мертвым» и «живым». Год, месяц и число, когда состоялся худший концерт «Воскресения», Сергей Зуев помнит наизусть: 18 марта 2000 года. Публика как на подбор — с непробиваемыми каменными лицами. Ни аплодисментов, ни какой­то другой реакции. Запели веселый репертуар — камень не дрогнул. «Смотрю, хор начал зажиматься, я ничего не мог с ним сделать. С тех пор обращаю на это большое внимание. Очень нам помог опыт зарубежных гастролей — там не принято после каждого номера аплодировать и кричать «браво». Поем десять произведений — люди сидят с непроницаемыми выражением, и ты не знаешь, нравится им или не нравится. А в конце громовые аплодисменты. Мы привыкли к другим зрителям — эмоциональным». Азиатский зритель, по признанию череповчан­гастролеров, тоже «из камня»: сидит битый час ни жив ни мертв, а по окончании представления дежурно кланяется и уходит. А потом в интернете смотришь — фан­клуб организовал. Американцы — те и рады бы крикнуть «браво», да кетчуп от хот­дога, коим рот забит, полетит в адресата, а если «брависсимо», так еще и с сосиской вместе. В США на большинство концертов пускают с едой — художественный руководитель Русского Национального театра Евгений Максимов рассказывал мне о тамошних дощечках, приделанных к креслам. Когда рот занят жеванием, а руки конвейером поставляют туда новые калории, овации устраиваются с помощью ног и этих самых дощечек.

Впрочем, не всегда в аплодисментах и шуме дело. Иногда публика попадает в разряд «плохих», до мозолей отбив ладони. Музыканты и драматические артисты жутко обижаются, когда аплодируют не в ко времени. «Самые честные отношения исполнителя и слушателя в джазе, где можно хлопать в любом месте. Понравилась тебе импровизация — ты это выразил», — считает Сергей Зуев.

И в музее, к слову, слишком увлеченных не любят. Знакомая экскурсовод рассказывала: бывают, мол, такие дотошные туристы, которые, глядя на памятник Ивана Милютина, сначала выспросят о его свершениях на посту город­ского головы, а потом поинтересуются, мех какого зверя пошел на его бронзовую шубу.

Татьяна МАКАРОВА, главный режиссер Камерного театра:

— Случается, зрителям не нравится спектакль, и они уходят. Слава богу, не посреди действия, а в антракте. Очень неприятно после перерыва видеть пустые кресла, на которых в первом акте сидели люди. А на кого обижаться? Сами виноваты.

Сергей ЗУЕВ, художественный руководитель камерного хора «Воскресение»:

— Когда­то мы с оркестром покойного Гинзбурга «Гармоника» давали концерты в районах. Это было нечто. Люди во время нашего выступления переговаривались и делали это совсем не шепотом. Ладно бы рядом сидящие, так нет, через весь зал сообщали товарищу: «Коля, иди сюда, тут место свободное». К счастью, сейчас такой публики уже нет. Воспитали.

Наталья МАТЮШОВА, художественный руководитель цирка «Супер­Скок»:

— Я не люблю, когда зритель закомплексован или не понимает юмора, относится к нему скептически или критически. Ребята придумывают смешные шалости, разные пикантные вещи, понятные только взрослым, а их упрекают в пошлости. Люди хотят, чтобы цирк был только для маленьких детей, мы же стремимся к тому, чтобы взрослые тоже находили в нем что­то для себя.

Сергей Виноградов
№8(22171)
18.01.2008