Вячеслав Позгалев: «Возвращаться в прошлое нельзя»

Жизнь внесла коррективы в интервью, которое традиционно дает газете «Речь» осенью губернатор Вологодчины Вяче­сла Позгалев. Почти весь заготовленный список вопросов пришлось изменить. Виной тому — осенний скачок цен, заставивший многих с ужасом вспомнить еще не такие далекие времена галопирующей инфляции. Поскольку эта тема волнует большинство наших читателей, редакция решила, что публикация данного материала актуальна.
— Для большинства читателей «Речи» тема № 1 сегодня — это рост цен. Объясните, пожалуйста, почему цены на продовольствие так «рванули», почему именно сейчас, что уже делают и будут делать для их обуздания областные власти?

— В мире ничего не происходит вдруг, всему есть свои объяснения. Почему­т мало кого беспокоил скачок цен на нефть, наоборот, все радовались, потому что страна получала и получает дополнительные доходы. Еще не так давно нефть стоила всего 9 долларов за баррель, а сейчас уже — около 80­т. Я хорошо помню времена, когда нефть была дешевой и как мы еле сводили концы с концами. Цена на нефть и на большин­ств других товаров формируется на мировых рынках. А Россия сегодня так или иначе — часть мирового рынка, по­этом процессы, происходящие там, непосред­ственн затрагивают и нас. Те, кто постарше, должны помнить уроки политэкономии: время от времени в мире случаются экономические кризисы, вызванные неурегулированностью экономических отношений в той или иной отрасли. В данном случае развивающиеся страны — Китай, Малайзия, Индонезия и другие — перешли некий рубеж. Экономический рост в них привел к повышению уровня потребления, к повышенному спросу на продукты питания. Например, на молочную продукцию, значительная часть которой в России идет на экспорт. С другой стороны, в Европе были удовлетворены требования ВТО по отмене дотаций молокопроизводителям. А они, между прочим, немалую долю своей продукции поставляли на наш рынок. Молоко в Европе резко подорожало. В совокупности все это привело к тому, что в России возник дефицит молочных продуктов и рост цен на них.

Что касается подорожания зерна и хлеба, то это я могу объяснить только чисто спекулятивными действиями перепродавцов зерна. В этом году в стране собран рекордный урожай зерна. На мировых рынках цены на него высокие. Естест­венн стремление перепродавцов продавать зерно там, чтобы получить максимальную прибыль. А государство запоздало с регулированием этого процесса. К тому же спекулянты через СМИ запустили версию о дефиците зерна внутри страны, что привело к ажиотажному спросу и подорожанию. Такая же ситуация сложилась и на рынке подсолнечного масла.

Мы все подзабыли, что у рыночной экономики есть не только плюсы, но и минусы. И власти еще не научились на них своевременно реагировать, начали действовать только после того, как все уже случилось. Да и экономическое прогнозирование в России сегодня еще довольно слабое, аналитики плохо предсказывают различные варианты развития событий. Мы радуемся развитию экономики, росту производст­в и бюджетных показателей, забывая о том, что этот рост может привести и к росту цен, к инфляции. Сюда же следует приплюсовать и переизбыток в стране денег. Из­з этого резко подорожали земля и недвижимость. И когда все эти тенденции сошлись вместе, и возник ценовой кризис, вышедший за рамки обычной инфляции, когда реальные доходы ее несколько опережали, и потому ставший весьма ощутимым для населения.

К примеру, хлеб дорожал и раньше, на рубль­дв в год. Но люди воспринимали это спокойно, поскольку их доходы тоже росли. Но когда он подорожал уже на 20 — 30 %, все забеспокоились. И еще один фактор: Россия по­прежнем сильно зависит от импорта продовольствия. Внутри страны мы еще как­т можем влиять на ценообразование, но таких рычагов в отношении продовольствия, приходящего из рубежа, у государства нет.

— Могло ли то же Министерство экономического развития все это предвидеть?

— Конечно могло. Но как я уже говорил, экономическая аналитика в России пока развита довольно слабо. А подобные мировые институты больше приспособлены к развитым экономикам, к которым Россия еще не относится. Наши эксперты довольно часто ошибаются: вспомним хотя бы, сколько раз предсказывали падение тех же нефтяных цен, цен на металлы, а потом эти прогнозы не сбывались.

Рост доходов населения в бюджет закладывался тоже на основании этих оказавшихся не совсем точными прогнозов. В прошлом году, исходя из прогнозируемой низкой инфляции, в бюджет закладывалось не очень значительное повышение зарплат бюджетникам и пенсий. И депутаты Госдумы, и партии, и профсоюзы — все это просмотрели. Если бы инфляция оставалась в рамках запланированной, этого роста доходов хватило бы, и люди бы не обижались на такие прибавки. Мне одна пенсионерка прислала письмо: мол, возьмите свою «подачку» обратно. Я ее понимаю. Другая вологжанка написала мне: я очень радуюсь успехам вологодской экономики, но пока никак не чувствую их на себе.

Так и президент, объявляя по ТВ об октябрьском повышении пенсий, дойдя до цифр, споткнулся и не назвал их. Поэтому он и принял решения с 1 декабря поднять базовую часть пенсии еще на 300 рублей.

Мы, как только летом появились первые тревожные тенденции (а сначала стал дорожать хлеб), выпустили на рынок дешевое зерно из областного резервного фонда; дали возможность мукомолам и хлебопекам брать в банках льготные кредиты на свою текущую деятельность, компенсируя им 2/3 кредитной ставки, установленной Центробанком. Это позволило на рубль снизить цены на самые популярные сорта хлеба. Но этого было явно недостаточно. Да и зерно потом снова начало дорожать, затем — и комбикорма, за ними — мясо и молочные продукты. Поэтому недавно мы собрали совещание с производителями, переработчиками и торговцами. И напомнили им, что все эти десять лет в рамках трехсторонней комиссии по социальному партнерству мы договаривались всегда, как распределять тяжесть социальной ноши. Мы, власть, не имеем права регулировать цены, но договариваться право имеем. Было время, когда согласно таким договоренностям все промышленники на Вологд­чин брали на себя половину стоимости электроэнергии — так называемое перекрестное субсидирование. Теперь мы предложили производителям, переработчикам и торговле взять свою часть этой ноши. Определили социальный набор продуктов первой необходимости — основу питания большинства населения — и договорились, что цены на них, как минимум, не будут повышаться, а как максимум, мы и вовсе предложили некоторые цены снижать, снизив торговые надбавки на эти продукты. В ходе большой подготовительной работы, когда были проведены серьезные экономические расчеты, мы выяснили, что такое снижение — вполне реально. Участники совещания с нами согласились. И фактически мы вернули цены в этой группе товаров (а это 11 наименований) на прежний уровень.

Еще я хочу подчеркнуть вот что: государство, которое всегда решало свои проблемы за счет крестьянства, теперь должно им помочь. Сейчас за счет того, что закупочные цены выросли, селяне вздохнули свободнее, экономические показатели сельхозпроизводителей улучшились, они могут заняться техническим перевооружением своих хозяйств. Мы понимаем тяжесть труда доярки, получающей 5 — 7 тысяч рублей, которой нужно в 3 часа утра встать и потом весь день заниматься тяжелой и малооплачиваемой физической работой.

— Почему называется такой срок для реализации этих мер — 6 месяцев?

— Я понимаю, что вас и других людей смущает срок — 6 месяцев. Я, конечно, не могу гарантировать, что рост цен вообще прекратится. Инфляция растет во всем мире, за счет нее регулируются многие экономические процессы. Она была (в том числе в Советском Союзе), есть и будет. Важно, чтобы инфляция не переходила определенные границы. А этот срок в 6 месяцев мы должны использовать для того, чтобы, с одной стороны, повысить за счет государства социальную защищенность граждан, с другой — провести техническое перевооружение сельхозпредприятий, что в свою очередь приведет к снижению себестоимости продуктов питания. О таком перевооружении на упомянутом совещании заявил вологодский и череповецкий хлебокомбинаты. Кроме того, мы разработали программу поддержки малых предпринимателей, занимающихся хлебопечением. Небольшие пекарни более гибки, у них меньше издержки производства, а значит, и цены.

— Должны ли федеральные, региональные и местные власти пересмотреть социальные статьи бюджетов на следующий год?

— Областной бюджет 2008 года в очередной раз будет социальным, большая часть расходов запланирована именно на социальные нужды. Если, скажем, посмотреть «пакет» доходов пенсионера, то он сформирован не только за счет пенсии (средний показатель у нас в области — 3600 рублей). Нужно к нему добавить почти 700 рублей компенсации за льготы, так называемые ЕДВ, различные жилищные субсидии (средний размер на Вологодчине — 700 рублей). Уже получается 5 тысяч рублей доходов. Это я называю только прямые денежные выплаты, социальные выплаты. Так что если взять целиком пакет льгот, предусмотренных для разных категорий — для инвалидов, для детей­сиро и детей с серьезными заболеваниями, для учащихся (школьное питание и подготовку детей из бедных семей к учебному году), — приплюсовать сюда надбавки в тысячу рублей работникам библиотек, музеев, архивов, физической культуры, повышенную зарплату врачам радиологических центров и работникам туберкулезных диспансеров, набирается очень большая сумма социальных выплат. Мы, пусть и незначительно, повысили стипендии студентам. Мы сохраняем льготный проезд для пенсионеров в общественном транспорте и ввели бесплатный проезд в междугородном. С учетом этих льгот и грядущего в декабре повышения пенсий доход наших пенсионеров достигает 6 тысяч рублей. Я понимаю скептическую улыбку пенсионера, у которого доход недотягивает до этой суммы: вот, Позгалев витает в облаках и не знает реального положения дел. Конечно, я говорю о средних цифрах, о «средней температуре по больнице». Но ведь везде и всегда отталкиваются от средних показателей. Мы неустанно ищем возможности для того, чтобы смягчить давление инфляции на социально незащищенные слои населения, облегчить жизнь людей с небольшими доходами.

— Теперь к другой важной теме. У нас — очередной избирательный цикл, и в очередной раз выборы называют судьбоносными. Почему? И в 1996 году выборы были судьбоносными, и в 1999­, и четыре года назад. Что за постоянная «судьбоносность» такая?

— Да, я подчеркиваю — судьбоносные выборы. Страна находится на переломе, мы сейчас — в середине пути коренного перелома развития России, когда уходим от одной социально­экономическо формации к другой. В начале этого пути были требования свернуть реформы, вернуться к прежней системе. И эти требования были очень мощными. Поэтому в 1996 году, когда переизбирался Ельцин, те выборы называли судьбоносными, — потому что нельзя было сворачивать с пути реформ. Мы тогда уходили из позорного прошлого, где продовольствие распределялось по карточкам. Уходили к нормальной экономике, работающей по объективным законам. Путь этот был непростой, было допущено много ошибок, за эти реформы наш народ заплатил очень большую цену — моральную и материальную. По­этом возвращаться в прошлое нельзя, сейчас мы переходим «точку возврата».

— Поймут ли все это избиратели, придут ли они на выборы? К сожалению, у нас давно прослеживается тенденция снижения явки избирателей, особенно на выборах в представительные органы власти.

— Я вам скажу потряса вещь: после мартов­ски выборов в нашей области выяснилось, что большинство из тех вологжан, кто сегодня живет достаточно хорошо, просто не пришли на избирательные участки. Среди этой части избирателей процветает «пофигизм»: дескать, и так все нормально. А мы будем решать свои личные проблемы: машина, дача, охота, рыбалка… Вот это равнодушие — сегодня для нас один из самых страшных врагов. Поэтому главная задача всех, кто занимает гражданскую позицию, и состоит в том, чтобы объяснить людям, что эти выборы — судьбоносные.

Сергей Комлев
№203(22118)
25.10.2007