Недетский сад

Актеры Виктюка на сцене курили и ходили нагишом. В Череповце открылся театральный сезон
Театр Романа Виктюка зовут искусством не для всех. Тех, кто понимает его язык, можно считать раз и навсегда завербованными Виктюком — они пойдут на его представления в десятый и сотый раз. Четвертый приезд труппы Романа Григорьевича в Череповец (мы уже видели «Саломею», «Дон Жуана» и «Служанок») показал, что армию в шестьсот человек и тысячу двести рук, готовых аплодировать четверть часа, под свои знамена в нашем городе маэстро уже собрал. Теперь о сборах можно не волноваться.

Первые ряды, вместе с тем, снова продемонстрировали свое упрямство. По причине дороговизны билетов ряды кресел с первого по пятый продемон­стрировали ту же степень заполненности, какая была бы на лекции «Способность к почкованию у раков-отшельников». Зато дым недешевых сигар, которые курил по ходу действия один из артистов (для всех остальных — табличка «no smoking»), почти никого не обеспокоил.

«Нездешний сад» — спектакль не совсем обычный. Если это биография, то скорее биография души и совести Нуриева. А если история, то история совсем не танцевальной карьеры, а поисков себя. Вместе с тем узловые этапы жизни Нуриева, те, которыми начинают новый абзац составители энциклопедий, здесь присутствуют. Рождение и детство в совсем не балетной Уфе. Учеба в Вагановском училище и насмешки однокашников над неуклюжестью новичка. Всесоюзная известность, приглашение в Большой театр, выступления перед восседающим в правительственной ложе Хрущевым. Первые гастроли в Париже и решение остаться в стране «буржуев», переход из Рудольфа в Руди. Клевета советской прессы о разложении, моральном и профессиональном, беглеца Нуриева. Приход в Лондонский королевский балет, знакомство с прославленной английской балериной Марго Фонтейн, которая на много лет стала парой Рудольфа, на сцене и в жизни. Другая большая любовь Нуриева, Эрик Брун, умерший от рака. Возвращение на родину, к матери, и осознание, что он здесь никому не нужен. Есть и смерть героя — в конце спектакля его, сидящего на корточках, накрывают цветастым татарским халатом. Пестрый, как жизнь Рудольфа Нуриева, холмик, выросший на сцене, похож на надгробье. Много лет он метался между двумя огнями — желанием «выполнить предназначение», то бишь танцевать на лучших площадках мира, и любовью к брошенным родителям, которых своим бегством он свел раньше времени в могилу. Эту главную мысль будто выжали из его жизни, как воду из губки, — хватило на два часа беспрерывных терзаний, напоминающих страстный танец, в исполнении Нуриева-сценического, примы театра Виктюка Дмитрия Бозина.

В каждом новом спектакле Виктюк изобретает, по какой такой уважительной причине раздеть красавца Бозина в этот раз, чтобы зрительницы не запросили возврата денег. В «Дон Жуане» сам статус соблазнителя диктовал минимум одежды и максимум мускулов. В «Не­здешнем саду» нагота Бозина-Нуриева объяснялась его беззащитностью перед бушующими вокруг бурями. Единственная деталь туалета — белые стринги, которые фосфоресцировали даже в кромешной темноте. В них на «босу ногу» Дмитрий отходил, отбегал, отпрыгал и отлежал добрую половину спектакля. Наличие самого что ни на есть нижнего белья («ниже» не придумаешь) объяснялось не столько целомудрием режиссера (когда это Виктюка останавливал такой пустяк), сколько техническими причинами: избавишься от последней детали одежды — куда микрофон цеплять? В «Нездешнем саду» множество и других отличительных черт типичного Романа Виктюка: певучая и несколько жеманно-манерная декламация актеров, скудость декораций и костюмов, продолжительные лирические отступления, во время которых царят движение и жест, а не слово. Нашлись, впрочем, и новинки. На огромном белом экране периодически транслировались с логотипом телеканала «Культура» в уголочке танцевальные па реального Нуриева. А иногда он даже принимался говорить. «Мы живем с кем-то, а надо жениться на себе. Ведь если у вас развод с самим собой, то это несчастье. И его не исправят никакие семьи и никакие дети», — старческим голосом, с причудливым англо-франко-американо-татарским акцентом вещает с «простыни» человек в берете. Который подтвердил правоту своих слов: был женат на себе, поддерживал себя в радости и горе, в богатстве и бедности, и даже смерть не разлучила его с самим собой.

Интервью с Романом Виктюком читайте в пятничном номере газеты «Речь».

Сергей Виноградов
№176(22091)
18.09.2007