Шатунов третьего поколения

На череповецком концерте Юра Шатунов и зрители обменялись белыми розами и договорились о совместном походе за клюквой
— «Белые розы» и «Седую ночь» знают по всему миру. Естественно, там, где живут русскоязычные люди, а они сейчас везде. Кроме, пожалуй, Африки. Там я с концертами пока не был, не приглашают. Я четыре дня назад был в Чечне, как раз попал во время землетрясения. Тряхнуло здорово — сказали, восемь баллов. Я в это время голову мыл, и штукатурка вместе с водой «поливала» мне голову», — рассказывал Юра Шатунов на пресс­конференции в Череповце. Интервью с Шатуновым и репортаж о его череповецком концерте — в этом номере.

«Мне не нужен пиар, меня и так все знают, — скромно потупив взор, признается Юра Шатунов. — Я не встречал человека, родившегося в нашей стране, который бы ничего не слышал о Юрии Шатунове». Звездный мальчик молодой российской эстрады через двадцать лет после первого появления на сцене собрал в Череповце почти полный зал. Его новые песни внимательно слушались, старые подпевались. Однако самый большой интерес вызвала акция «Напиши записку Шатунову», которую сам же исполнитель и объявил. Оказалось, что многие череповчанки, ныне тридцатилетние и старше, в свое время пользовались услугами почты, информируя кумира о существовании девочки такой­то, ее чувствах к Юрочке, цвете ее любимой помады и запахе маминых духов — адресата их зацелованных и надушенных посланий почтальоны узнавали, не глядя на конверт. Наконец спустя годы письма дошли.

Письменно к звезде обратились несколько десятков череповчан. Некоторые, впрочем, вступили в настоящую переписку. Сразу несколько писем одного и того же автора Шатунов получил и тут же прочитал залу — Юру звали в поход за клюквой в Дарвинский заповедник. Сложное название заповедника певец прочитал по слогам, но обещал подумать, хотя к клюкве и равнодушен. Как и к цветам, впрочем, однако все двадцать лет ежеконцертно получает охапки белых роз за исполнение одноименного шлягера. К счастью, тему силикатных кирпичей «Ласковый май» осторожно обошел в своем творчестве. По цветочной скорострельности череповчане превзошли все другие города — спустя неполную минуту после начала концерта, как только первые аккорды «Белых роз» достигли ушей зрителей, первый букет шипастых альбиносов в шуршащей обертке оказался у ног Юры Шатунова.

Впрочем, цветы хоть как­то разнообразили сценический ландшафт, в котором царил минимализм: темный задник подмостков, простенький наряд Шатунова, плюс клавишник в капюшоне и наушниках да синтезатор. За полтора часа все сколько­нибудь популярные в начале 90­х песни были исполнены, новых, к обоюдному удовольствию сторон, было немного. Своим поведением на сцене Юра Шатунов доказал, что обвинения коллег и музыкальных критиков в нелепости использования имиджа Питер Пэна, не желающего становиться взрослым, не так уж и беспочвенны. Тридцатипятилетний мужчина, супруг и отец, на солнечном лице которого уже мелькают морщинки, за два десятка лет избавился разве что от кожаной безрукавки, надеваемой на голый торс. Истинный голос, который Шатунов использовал для ответа на записки, вступал в контраст с самим собой, когда хозяин принимался петь, — подростковые нотки и робкие покачивания бедрами остались неизменными. Детдомовец давно стал состоятельным домовладельцем, но до сих пор апеллирует к радостям и горестям всеми брошенного подростка. По окончании концерта Юра Шатунов запросил оборудовать холл Дворца металлургов столом, стулом и письменными принадлежностями, дабы все желающие могли получить вожделенный в течение двух десятков лет автограф. Условие одно: расписываться звезда согласилась исключительно на собственных дисках. Непредусмотрительные поклонницы, не догадавшиеся отяжелить сумочку на полсотни граммов, создали другую очередь — к лотку с записями экс­вокалиста «Ласкового мая». Ручная работа Юры Шатунова завершилась глубоким вечером.

За час до концерта певец встретился с череповецкими журналистами.

— Слышали, что вы увлекаетесь необычным для поп­звезды видом спорта — хоккеем…

— Это так. Даже более того, я играю в самой настоящей команде. К сожалению, многого о моих партнерах сказать не могу — не хочется афишировать их имена, очень известные. Это легендарные хоккеисты, в том числе олимпийские чемпионы и чемпионы мира, которые завершили профессиональные выступления и катаются для души и удовольствия. Ну и я с ними.

— Вы, должно быть, олимпийский чемпион и чемпион мира по количеству признаний в любви, которые вам делали. Вспомните самое яркое.

— Думаю, что это было признание моей супруги. Честное слово, не помню, было ли оно яркое или не очень, но по­скольку она впоследствии стала моей женой, значит, чем­то оно меня тронуло.

— А вы кому­то признавались в любви, кроме супруги?

— Никогда. Несмотря на то, что много пою о любви, я в этом вопросе достаточно консервативен. Понятие «любовь» для меня имеет глубокий смысл и мне не нравится, что им бросаются очень легко. Выражение «давай займемся любовью» часто не несет никакого любовного смысла, а означает весьма низменную вещь. Для меня любовь — это доверие, уважение, понимание.

— Сохранилось ли что­то из перечисленного в отношении к прежним коллегам по «Ласковому маю» — например, к Андрею Разину или композитору Сергею Кузнецову?

— С Разиным мы в приятельских отношениях, хотя я и отсудил у него несколько месяцев назад десять миллионов долларов. Правда, вот деньги получить никак не могу. Кузнецова своим другом назвать не могу — все знают, что он сильно выпивает. Я же вообще не пью, с ним тем более. При этом я не вправе осуждать его за образ жизни — это его дело, как и чем он живет. Несмотря на это, мы сотрудничаем и даже ино­гда выпускаем новые песни.

— Как относитесь к суперхитам «Ласкового мая» вроде «Белых роз» и «Седой ночи» сейчас — тихо ненавидите или считаете кормильцами?

— К ним можно относиться как угодно, но, если они работают более двадцати лет, это не обсуждается. Причем их знают по всему миру. Естественно, там, где живут русскоязычные люди, а они сейчас везде. Кроме, пожалуй, Африки. Там я с концертами пока не был, не приглашают. Я четыре дня назад был в Чечне, как раз попал во время землетрясения. Тряхнуло здорово — сказали, восемь баллов. Я в это время голову мыл, и штукатурка вместе с водой «поливала» мне голову.

— Ваши поклонницы, которые двадцать лет назад визжали в первых рядах и рвали на вас одежду, как теперь воспринимают своего кумира? Или снова, завидев вас, впадают в тинейджерскую эйфорию?

— Те самые девчонки из прошлого, то бишь люди моего возраста, ведут себя сейчас достаточно сдержанно. В их жизни было уже много эмоций, визгов и криков, и они поуспокоились. Но их дети встречают так, что дадут родителям фору. Я тут задумался на досуге и понял, что нынешняя молодежь — уже третье поколение, которое может сказать, что росло на моих песнях.

— Но четвертое поколение так просто, голыми руками и розовой романтикой не возьмешь. Ей нужны современные аранжировки, яркие модные клипы, появление на экране телевизора.

— Для меня телевизор не критерий популярности. Я не начинающий артист, меня не надо раскручивать, мне не надо пиариться семь раз в неделю, изобретая для появления на экране разные смехотворные поводы. Сегодня я отказываюсь практически от всех проектов, куда меня зовут: «Звезды на льду», «Цирк со звездами» и прочее. Я певец, а не фигурист, хотя и неплохо держусь на коньках, как хоккеист­любитель. Но мне это неинтересно, мне не нужен лишний пиар. Меня и так все знают. Я не встречал человека, родившегося в нашей стране, который бы ничего не слышал о Юрии Шатунове. Я начинал в то время, когда не было почти никаких инструментов и технологий для раскрутки. И ничего, раскрутился.

— Ваши ровесники, когда­то имевшие полную фототеку записей Юры Шатунова, сегодня вошли в силу, сели на большие деньги и крупные должности. Подарки дарят, на дни рождения заказывают?

— Есть и такое. Но я не думаю, что мое поколение уже сегодня добилось максимума своих возможностей — лет через пять — семь оно окончательно встанет на ноги, и тогда начнется… Что касается подарков, то я их не принимаю.

Сергей Виноградов
№196(22359)
17.10.2008