Злой и добрый «следователь»

Президент и премьер то ли разыгрывают страну, то ли действительно начинают соперничать
Президент России Дмитрий Медведев решил провести свой отпуск, путешествуя с женой и сыном на теплоходе по Волге. Но перед этим он все­таки отреагировал на обвал фондового рынка, спровоцированный разносом компании «Мечел» премьер­министром Владимиром Путиным. Медведев резко раскритиковал правительство за то, что оно не создает более благоприятных условий для бизнеса. Говоря о планах устранения административных барьеров в работе бизнесменов, Медведев сказал главное: «Замучили проверки и всякого рода наезды по коммерческим наводкам. Вообще надо, чтобы и наши правоохранительные органы, и всякого рода власти перестали кошмарить бизнес». «В нашей стране очень важное значение имеют сигналы, — продолжил президент. — Считайте, что этот сигнал дан».

Вообще­то сказано это было не в Кремле, а в городке Гагарине Смоленской области, где проходило совещание по вопросам развития малого и среднего бизнеса. Да и за все время выступления Медведев ни разу не произнес названия компании «Мечел», которая к тому же никак не может быть причислена к предприятиям малого и среднего размера. Однако наблюдатели однозначно сочли: президент наконец ответил на недавние выпады премьера в адрес «Мечела» и его основного акционера Игоря Зюзина.

Напомним, нападки Путина на «Мечел» и Зюзина впервые прозвучали к конце июля. В очень жесткой форме премьер указал Зюзину на невозможность продавать угольное сыр­ье за рубеж по ценам ниже внутрироссийских и потребовал от лежавшего в больнице бизнесмена немедленного выздоровления. Заявление Путина сразу вызвало панику на рынке: за акциями самого «Мечела» рухнули бумаги других металлургов. Через несколько дней ситуация почти повторилась: Путин на примере «Мечела» подверг критике практику заниженного экспортн­ого ценообразования, что уменьшает налогооблагаемую базу этих предприятий, а это, в свою очередь, ухудшает жизнь простых россиян. В итоге, по оценке экспертов, общие потери российского фондового рынка от заявлений Путина составили 60 млрд долларов (по оценке аналитиков ИК БКС, только рынок РТС за последнюю неделю потерял около 13,8 млрд долларов капитализации).

Дмитрий Медведев до поры до времени то ли стеснялся резко разговаривать с подчиненными, то ли никак не мог освоить тот своеобразный лексикон, которым в совершен­стве владеет его предшественник, а ныне премьер Владимир Путин. Однако в Гагарине Медведев наконец­то осмелился употребить одно из путинских словечек. «Вообще надо, чтобы и наши правоохранительные органы, и органы власти перестали кошмарить бизнес», — произнес он, изображая максимальную жесткость (три года назад сам Путин сказал президенту Evraz Group Александру Абрамову: «Так они будут вас кошмарить не переставая, пока вы им деньги платите»). Но дело не в лексиконе. Экспертное сообщество в России и за рубежом дружно принялось гадать, что может стоять за словами президента, диссонирующими с линией премьера. Одни утверждают, что основная цель Медведева — всего лишь успокоить рынки. Он, дескать, просто посчитал нужным разрядить ситуацию, призвал инвесторов беречь нервы. «Инвесторы испугались, что «Мечел» и совместное российско­британское предприятие ТНК­BP могут повторить судьбу ЮКОСа, — написала французская La Tribune, — и российский президент попытался их успокоить. Перед лицом обвала российского рынка ценных бумаг на прошлой неделе, когда основной индекс РТС упал на 10 %, Кремль почувствовал необходимость отреагировать. Он попытался развеять упаднические настроения инвесторов, которые проявляют осторожность еще со времен расчленения и распродажи неф­тяного гиганта ЮКОС». Однако немало и таких политологов, кто считает это событие первым публичным столкновением взглядов бывшего и нынешнего президентов. «Настал момент, когда ясно проявилось ценностное расхождение между группой Путина и группой Медведева», — говорит Дмитрий Орешкин, директор экспертной группы «Меркатор». «Медведеву представилась уникальная возможность показать, кто президент, а кто подчиненный президента. Это можно сделать не нарочито, начав прилюдно отчитывать Путина. Можно пригласить того же Зюзина и всех металлургов, провести с ними беседу, дать гарантии того, что никакого рейдерского захвата металлургических компаний не будет, будут исключительно антимонопольные методы воздействия в рамках российского законодательства», — написал в газете «Газета» бывший вице­премьер правительства РФ Борис Немцов. Впрочем, некоторые эксперты допускают, что премьер и президент просто разыгрывают перед миром хорошо знакомую комбинацию. «Это реализация той схемы, которую два месяца назад взял на вооружение царственный тандем: плохой и хороший следователь. Путин начал «кошмарить» бизнес, а Медведев затем выступил как наднациональная сила, к которой, как к третейскому судье, могут обращаться и бизнес­структуры, и госмонополии, и органы госвласти», — считает глава Центра политической информации Алексей Мухин.

Тем временем статистики уже фиксируют хотя бы малую часть россиян, которые увидели у Медведева свой соб­ственный политический курс, отличный от путинского. Так, 13 % респондентов Левада­центра, опрошенных в ходе опроса о распределении сил внутри тандема президента и премьера, заявили, что Медведев изменяет политический курс государства. При этом постепенно растет число россиян, считающих Медведева и Путина равноценными правителями страны. В июле такую оценку властному тандему дали 47 %. Вообще­то каждый, кто изучал отечественную историю, знает, что и в царской России, и в СССР эпохи единовластия многократно сменялись периодами так называемого коллективного руковод­ства. Но это коллективное руководство (а нынешняя наша тандемократия — безусловная его разновидность) никогда не бывало многолетним и быстро сходило на нет в пользу того или другого из его участников. Поэтому независимо от любых предварительных договоренностей и стопроцентно искренних первоначальных намерений общественная атмосфера, да и само течение событий заставляют Путина с Медведевым вступить в спор и решить, кто из них главнее. «Мечеловский» скандал лишь ускорил неизбежное выяснение отношений. Случайно или нет, он совпал с форсированной активностью прем­ьер­министра в сугубо «президентских» сферах ведения. Тут и демонстрация особых отношений с импонирующими Путину автократами — президентом Венесуэлы Чавесом и ливийским лидером полковником Каддафи. Тут и введение в практику выдачи публичных руководящих указаний силовикам, от чего в первые месяц­два своего премьерства Путин более или менее воздерживался. Складывалось впечатление, что премьеру успела надоесть отводимая ему протоколом вторая роль, и он решил показать, кто у нас главный на властном поле. Молчание Медведева было бы знаком согласия. А его смоленский демарш — указание на то, что не все еще решено.

Медведев ведь не только призвал «прекратить кошмарить бизнес». Его заключительная речь после совещания изобилует выразительными пассажами. О том, к примеру, что пакет антирейдер­ских законопроектов будет проходить согласование не в правительстве, а в администрации президента. Или о подчиненности президенту министра внутренних дел. Или о по­хвальной лояльности шефа Антимонопольной службы Игоря Артемьева… Это последнее соображение особенно знаменательно. Ведь в обществе Путина Артемьев звал на помощь силовиков, чтобы гарантированно дожать провинившихся бизнесменов. В обществе Медведева он же напоминал, что ФАС — неизменная заступница бизнеса от чиновничьего произвола, и просил расширить ее функции, чтобы «мы могли бы в еще большей степени активно защищать права предпринимателей».

Двуличие Артемьева — лишь отражение двойственности властного расклада, мучительной для множества его коллег­чиновников. Ведь российский бюрократический аппарат не терпит двоевластия, с его двойной лояльностью, двойными правилами игры и постоянным страхом их перепутать. Тандемократия для него — почти такой же кошмар, как для большого бизнеса — путинские громы и молнии. Однако даже если Медведев и желает получить крупную фору в борьбе за первенство, ему в этом пока мешает отсутствие личных приверженцев, той команды преданных людей, которых можно было бы разом расставить по местам. У Путина в свое время такая команда была. В его правительстве 2000 года, при старом, еще «семейном» премьере Михаиле Касьянове, половина руководящих лиц, включая почти всех силовиков, изначально ориентировалась на нового лидера. А в первой его президентской администрации рядом со старым шефом Александром Волошиным первым замом был поставлен личный путинский выдвиженец Дмитрий Медведев. Повторить этот единовременный штурм высот Медведев сейчас не может, даже если допустить, что хочет. Много лет проработав в высших кремлевских кабинетах, он имел репутацию человека без личной команды. Очень вероятно, что именно эта его особенность и оказалась решающей, когда Путин подбирал преемника. А сегодня она же вяжет Медведева по рукам и ногам.

Ликвидировать этот изъян можно кропотливой аппаратной работой, продуманной перетасовкой кадров, постепенным приручением ключевых фигур. И резко выросшая активность Путина, помимо прочего, о том и говорит, что такую перспективу он видит и желает пресечь в корне. Однако и молодой президент определенно почувствовал то не шумное, но отчетливое веяние, которое исходит от верхов. Преобладающая масса администраторов, менеджеров и бизнесменов хочет безопасности и порядка. Даже многие из тех, кто своим положением обязан Путину, все труднее переносят насаждаемую им атмосферу напряжения и непредсказуемости. Держатели власти и собственности ищут себе защитника и гаранта завоеванных ими прав и капиталов, а не организатора рисков для их бизнеса или доходного места. По этой причине они предпочли бы видеть над собой не тандем, а единоличного лидера, с которым удобно работать. Кого выбрать — административно более сильного, но страшноватого Путина, или же более слабого на сегодня, но и более гуманного Медведева? Злого или доброго «следователя»?

Сергей Бегляк
№147(22310)
11.08.2008