Театр скоморошества

Лидер группы «Аукцыон» Олег Гаркуша признался корреспонденту «Речи» в любви к дивану и виниловым пластинкам
«Мы не ЧЕСовая группа», — говорит об «Аукцыоне» один из его лидеров Олег Гаркуша. В смысле, выступают редко, на гастроли («чес» — термин циничного отечественного шоу­бизнеса) ездят от случая к случаю. «Нечесовость» группы выражается и в другом: старейшая группа питерского рок­клуба одна из немногих, если не единственная, не желает своей музыкой чесать пятки общественному вкусу. Их просят дать «ля», они слаженно трубят «до». Первое вологодское выступление равнодушного к выкрикам из зала «Аукцыона» было похоже на что угодно, но только не на концерт по заявкам.

В аукцыоновском райдере (под заковыристым иностранным словом скрывается обыкновенный перечень требований музыкантов к организаторам) семнадцать пунктов. Все специализированные, ни слова о конь­яке и апельсинах в гримерку. Под списком огромными буквами: «Подиума не надо». «Аукцыон» — это семеро равноправных мужчин, достаточно трезво к себе относящихся, чтобы пытаться вырасти за счет пары лишних досок. Отсюда и неприятие всевозможных постаментов. Музыкальное направление группы определяют как смесь разных стилей: ска, постпанка, латин­ских ритмов и полуавангардного джаза.

Демократизм проявляется на репетиции. До концерта два часа. Прямо с мороза, еще не отогревшиеся, но уже сложившие из дубленок и пальто мягкую гору, питерцы с красными щеками и прическами, прибитыми шапками, выходят на сцену. Кто из них лидер и автор большинства песен Леонид Федоров, а кто безвестный рабочий сцены — сразу не угадаешь. Узнавание было напрямую связано с процессом оттаивания. Все заняты своим делом: клавишник Дмитрий Озерский строит «этюдник» для своего синтезатора. Саму машину из футляра пока не извлек, потому лупит по невидимым клавишам — рассчитывает высоту конструкции. К этому времени Федоров расчехлил ледяную гитару и уже что­то на ней бренчит. Главный «духовник» группы Николай Рубанов приспосабливает свою многочисленную медь на мягких стульях, предоставленных концертным залом «Русский дом». Сидеть сегодня будут только инструменты. На его саксофонах, тромбонах и жалейках осела копоть времен. По всей видимости, она для них как лак для скрипок Страдивари. «Боже, во что эти гасконцы превратили благородное животное», — когда услышал вечером голоса этих чумазых монстров, хрипящих и захлебывающихся, захотелось процитировать фрагмент из «Трех мушкетеров», где гвардейцы кардинала поднимают на смех лошадь д’Артаньяна.

«Русскому дому» в этот день было далеко до аншлага. Я бы сказал, как до луны. Срам пытались скрыть кромешной темнотой в зале, и очень зря. «Аукцыон» пустых кресел не боится, а иногда даже и наоборот. На недавний саммит в Давос кроме политических деятелей прибыли российские артисты. Подбор самый что ни на есть соляночный — от Баскова до «Аукцыона». Заслышав «картавый голос России», принадлежащий вокалисту группы, в аккурат после «золотого», публика массово потянулась к выходу. С тех пор это любимая история Леонида Федорова.

В Вологде несколько десятков человек предпочли мягким первым рядам деревянный пол, а удобным подлокотникам — соб­ственные колени. С задних рядов зрители переместились на перед­ние. Тут же по математическому закону тришкиного кафтана оголилась середина. «Камчатка» между тем не пустовала. К галерке «Русского дома» в Вологде особое отношение, иногда билеты сюда быстрее разбирают, чем на все прочие места. И не только из­за дешевизны — говорят, отчего­то там лучше слышно. Тогда как зал для человека с музыкальными ушами полон звуковых бермудских треугольников. Заходил, послушал, разницы не понял.

Как только концерт начался, на сцену полезли фанаты. Брататься. Одного из поклонников, упившегося в сосиску, охрана изловила за полметра до Федорова. Товарищ исполнял танец «одуванчик на ветру» и твердил нескончаемую гусарскую фразу: «Ну что вы, право?» Интеллигентность вологодского зрителя даже на мероприятиях, подобных описываемому, не перестает удивлять. Каким образом соседи умудряются проводить рок­концерты без толкотни, драк и мата, ума не приложу. К тому же «Аукцыон» не исполнил большинство выкрикиваемых с мест заявок, все два часа гнул свою линию, что нисколечко не раздражало собравшихся.

После первых нескольких песен нового репертуара, исполненных без единого слова приветствия, среди музыкантов возник странный человек в оранжевом галстуке. Охрана и не дернулась. Дылда сжимал в ладонях, облаченных в белые перчатки, видавший виды кожаный портфель, из которого позже тянул разные приспособления шумяще­свистяще­трещащего назначения. Ими он ритмично потрясал, а еще танцевал, подпевал, иногда невпопад, читал стихи в перерывах, перетянув все внимание зала на себя. Я уже знал, кто этот персонаж (за час до этого побеседовали с ним), зрители и подавно. Олег Гаркуша, прошу любить и жаловать.

«Аукцыон» называют театром современного скоморошества во многом благодаря существованию Гаркуши. Штатной должности рок­шута, в постперестроечные времена получившей менее обидное название «шоумен», кроме как в «Аукцыоне», нет более нигде. Федоров с журналистами встретиться отказался. «Я плохо говорю», — скромно признался он, неизвестно что имея в виду, неправильное «р» или свои не совсем печатные мысли. Ко всему прочему музыканты настраивали инструменты, и время поджимало. Гаркуше настраиваться необходимости не было: жвачка во рту, перелистанная впопыхах бесплатная «Комсомолка», схваченная в холле, — вот и вся его настройка.

— Олег Гаркуша — шоумен, поэт или актер?

— За свою долгую творче­скую жизнь я действительно много чего попробовал. У меня написана книжка, снимаюсь в кино, играю в театре, пишу стихи, немножко пою и шоуменю. Но я не писатель, не поэт и уж никак не певец. Наверное, человек, которому что­то интересно, особенно неизведанное.

— Вы снимались у извест­ных режиссеров, Алексея Германа, например. Интерес к кино не от первой специальности — киномеханика, если не ошибаюсь?

— Вообще­то, изначально я подавал документы почему­то в техникум общественного питания. Учился плохо и с теми оценками, которые я получил на общественном питании, перевелся в кинотехникум. Около десяти лет я крутил фильмы в кинотеатрах, мне моя профессия очень нравилась.

— «Аукцыон» записывал новый альбом в Америке. Не возникло желания там остаться?

— Сейчас вспомню. Впервые я оказался за границей в 1988­м с «Поп­механикой», через год поехали с «Аукцыоном» — сначала в Германию, потом во Францию. С тех пор объездили большое количество стран и городов. Скажу честно, никогда не возникало желания там остаться. Больше недели я не могу там находиться, скучно. Да и смысла никакого нет, мне поскорее бы домой приехать. Люблю свой город Питер, люблю свой диван, люблю свою семью.

— Недавно читал интервью патриарха американского рока Боба Дилана, который признается, что ненавидит компакт­диски и вообще оцифрованный звук. Говорит, что цифра убивает душу рока. Узнает ли «Аукцыон» свои песни, которые блуждают по Интернету и звучат в качестве сигналов в мобильниках?

— С одной стороны, это хорошо. Группа востребована, ее любят, потому и качают с компьютера. Дей­ствительно, некоторые альбомы или концерты «Аукцыона» и других групп, записанные на пленку в начале 80­х, с дисков звучат иначе. Мне, скажем, не нравится этот выглаженный звук, атмосфера не та. Дома до сих пор держу проигрыватели кассет и пластинок. Ведь что такое пластинка — это как письмо: конверт, сама масса ее и форма. Виниловую пластинку приятно в руки взять. Компашки пластмассовые радости от прикосновения не вызывают.

— Ленинградскому рок­клубу, который дал «Аукцыону» путевку в жизнь, недавно исполнилось 25 лет. Юбилей праздновали с большой помпой, со всевозможных кафедр звучали высокопарные слова. Как вы считаете, сегодня рок­музыке нужны какие­либо объединения или клубы?

— Думаю, что нужны. В настоящий момент у меня существует благотворительный фонд в поддержку молодых музыкантов — «Гаркундель». Помещения у нас пока нет, проводим фестивали в клубах. Я хочу сделать не столько клуб, сколько центр, где будут репетиционные залы, площадка для выступлений, студии и где профессиональные музыканты будут давать мастер­классы молодежи. Это моя мечта. В стране очень много молодых дарований, гениев в том числе, которые не могут найти, куда им идти.

— Вы, как известно, подписали письмо против строительства в центре Петербурга иглообразного здания «Газпрома». Неужели верите, что воля народа может что­то изменить?

— Я не против строительства, я против возведения этой башни в историческом центре. Почему не построить ее в спальных районах, их же масса в нашем городе? Хоть целый город строй. Появится одна башня — сразу настроят еще и еще. Люди, которые будут там работать, ведь не в трамваях на службу ездят. Думаю, им все равно, центр это или окраина. В любом случае, думаю, решат без нас.

— А не получится как во Франции, когда парижане в свое время протестовали против Эйфелевой башни, ныне признанной шедевром?

— Я был на Эйфелевой башне, это совсем другое дело. Все ж таки в этой башне не офисы — люди забираются туда, смотрят город. Да и симпатичная это штуковина.

Сергей Виноградов
№33(21948)
22.02.2007